Город смерти
Шрифт:
Мне было жутко слышать от нее такое. Наше знакомство длилось всего несколько часов, но она твердо решила считать меня своим прекрасным принцем, лучшим другом, который никогда ее не бросит. Меня это нервировало. Я вспомнил свое скоропалительное обещание защищать ее. Произнося его, я был искренен, да и сейчас не раскаивался, но поневоле начал гадать: а смогу ли я его выполнить? Смогу ли я стать тем, кто ей нужен, живым воплощением ее надежд — настоящим другом, верным спутником, надежным защитником? Она требовала очень много, принимая мое могущество как данность,
— Можно я еще приду к тебе в гости? — спросила она.
— Конечно, — согласился я.
— Каждый вечер? Можно я каждый вечер буду приходить и сидеть на твоей кровати, и смотреть кино, и играть в игры, и смеяться, и радоваться жизни, и не переживать из-за своей внешности? Ты мне расскажешь, что на свете делается, — я бы очень хотела это услышать. Я так долго здесь провела — иногда даже кажется, что Бог Землю так и создал — закрытой стеклом. Если ты устанешь или захочешь побыть один — ведь иногда так бывает, я знаю, — я уйду, как только скажешь. Но ты мне позволишь приходить? Даже только чтобы услышать: «Уходи»?
— Приходи, когда только захочется, — ласково сказал я. — Я достану для тебя вторую карточку-ключ, и ты сможешь входить сюда, когда только пожелаешь. Как тебе эта идея?
— Здорово! — И с этими словами она выпорхнула в коридор. Потом, замявшись, медленно ступая, вернулась ко мне. — Капак, а ты мне, случайно, не снишься? — спросила она. — Мне уже попадались люди-сны. Сегодня здесь — а завтра исчез, и никто, кроме меня, про него ничего не знает. Людей-снов я знала еще до того, как заболела, еще когда жила с Ферди. Но ты ведь не такой? Ты от меня не исчезнешь?
— Я не человек-сон, Кончита, — уверил я ее. — Я всамделишный. Я исчезну лишь в одном случае — если меня придут искать налоговые инспекторы.
Она заулыбалась, и тут ее лицо озарила новая гениальная придумка.
— Проводи меня домой! — взмолилась она.
— Что?
— Проводи меня домой! Меня никто никогда не провожал домой пешком, даже Ферди — он меня только на машине возил. Проводи меня до номера и поцелуй у двери на прощание, как в кино. Можешь даже зайти ко мне и познакомиться с моими врачами, если хочешь. Кстати, хорошая мысль — пусть они сами увидят, какой ты милый, и не будут вонять, когда я снова к тебе пойду.
— Кончита, а это разумно? — засомневался я. — Твои врачи точно не будут против? Они могут рассердиться и… э-э-э… кое в чем меня заподозрить. Взрослый мужчина и маленькая девочка, столько времени наедине…
Она только засмеялась.
— Я же говорила, мне пятьдесят восемь лет. Они не будут против. В таком возрасте женщина может собой распоряжаться, верно?
Я широко улыбнулся:
— А то.
Она первая зашла в лифт и нажала кнопку самого верхнего этажа. Зажглась табличка «Введите шифр». Кончита нажала пять кнопок. Я думал, что она валяет дурака, но табличка погасла, и лифт поехал вверх.
На верхнем этаже мы вышли, оглянулись на закрывающиеся двери. Здесь я никогда не был. Я ожидал увидеть охранников из Контингента, но
Кончита решительно сорвалась с места. На секунду замешкавшись — здесь, наверху, я чувствовал себя нарушителем границы, — я последовал за ней. Я предчувствовал неприятности, но надеялся легко выкрутиться. В конце концов, разве у меня нет связей?
Кончита знала, куда идет, и шагала целеустремленно. Ее не смущал стеклянный потолок над нашими головами, за которым виднелось черное небо. Несколько раз я останавливался поглядеть на лежащий внизу город — и различал только микроскопические огоньки, вроде отраженных в темном пруду звезд.
Мы прошли по одному длинному коридору, потом по второму. По спине у меня уже ползли мурашки. Тут она отвела руку для удара, толкнула приоткрытую дверь и влетела в комнату, которую, казалось, выбрала наудачу. Я ринулся перехватить ее, решив, что игра зашла слишком далеко, — но Кончита выскользнула у меня из рук, и, чуть не грохнувшись на пол, я оказался в просторном зале, где вся мебель была покрыта белыми простынями и накидками. Длинные драпировки закрывали стены, и даже стеклянный потолок был затянут тканью, чтобы не было видно неба. Словом, все «тело» комнаты было закутано, совсем как тело Кончиты.
В комнате находились четверо — мужчина и три женщины, все в белом. Мужчина шагнул навстречу нам, раздраженно жестикулируя.
— Где вы были? — рявкнул он. — Мы уже собирались звонить охране, а вы знаете, чем чреваты для нас такие шаги. — Он подозрительно уставился на меня. — А кто этот… этот мужчина?
— Он мой друг, — высокомерно отрезала она, беспечно проскользнув мимо него в глубь комнаты. Провожая ее взглядом, он крепко сцепил руки, и я догадался, что он с огромным удовольствием задушил бы ее, если бы посмел.
— ДРУГ? — выговорил он. Его устам это слово было чуждо, точно какая-нибудь поговорка боливийских индейцев. — Какой еще друг? Я и не знал, что у вас есть друзья. Как его зовут? Где вы…
Она щелкнула пальцами, и он немедленно прикусил язык.
— Хватит праведного негодования, Мервин, — прошипела она. — Мне позволено иметь друзей, разве нет? Я думала, вы будете в восторге. Я помню, сколько времени вы потратили, уговаривая меня побольше общаться. Или ситуация изменилась? Может быть, теперь я слишком больна, чтобы иметь друзей? Может быть, моя болезнь перешла в новую стадию, и мне больше не советуют искать родственные души, общаться с человеком, у которого нет медицинского образования?
— Нет, мисс Кубекик, разумеется, я счастлив, что вы…
— В таком случае, пожалуйста, перестаньте страдать и извинитесь перед мистером Райми.
— Извиниться! — вскипел он вновь. — Извиниться — за что?
— Извинитесь, Мервин, — перешла она на рык, — потому что я вам так велю. — Таких стальных интонаций я от нее еще не слышал. Врач опомнился моментально.
— Я от всей души прошу прощения, мистер Райми, — сказал он, обернувшись и поклонившись мне, без тени сарказма в голосе.