Город смерти
Шрифт:
— Кем ты хочешь стать? — спросила она, когда мы сели смотреть «Волшебника из страны Оз». — По большому счету, сильнее всего на свете — кем?
— Гангстером, — улыбнулся я.
— Это как Марлон Брандо и Аль Пачино, да? Как в «Крестном отце»?
— В принципе да. Но скорее как Кэгни, злодей с золотым сердцем. — Вытянув руки перед собой, я бездарно изобразил Кэгни. — Кэгни мне нравился больше всех. Вечно хохмит, никогда не унывает, а под конец фильма всегда переходит на сторону хороших.
— В «Белой жаре» так и не перешел, — возразила она.
— Да, верно.
Повисла
— Почему ты хочешь стать гангстером? Не самое веселое желание. Ты же знаешь, это нехорошие люди. Ферди был гангстером. Потом сказал, что бросил это дело, но соврал. Гангстером становишься раз и навсегда. Назад дороги нет. Ты правда-правда этого хочешь, Капак?
Я пожал плечами, скрывая беспокойство, которое возбуждали во мне все эти серьезные, холодящие кровь речи из уст младенца.
— Тебя уважают, — попытался я объяснить. — У тебя появляются власть, престиж и возможность влиять на судьбы мира. Люди смотрят на тебя снизу вверх.
— А это что, так важно?
— Да! — горячо воскликнул я. — Еще как. Я был никем, человеком без лица. Я узнал на себе, каково быть одним из живых мертвецов — это несладко. — Я думал о той ночи на складе, когда смерть расцеловала меня в обе щеки и, поддавшись капризу, отпустила на волю. — Мне нужна власть, Кончита. Мне нужны стабильность, безопасность и защита — а все это дает власть. Без власти ты букашка. Без власти ты — мертвец, ожидающий, пока смерть скосит его и бросит на свою телегу.
— Капак! Я тебя уважаю. — Она подняла на меня опечаленные глаза. Она была вылитая юная Джуди Гарленд, которая в этот самый момент распевала на экране песенку про то, что выше радуги. — Капак, если один или два человека любят и уважают тебя — разве этого мало?
Я растерянно заерзал на кровати и мысленно взмолился, чтобы она оставила эту тему в покое и просто тихо посмотрела бы кино. Фильмы, выдумки — с ними ты в безопасности. Выдумки не чета реальности — они безвредны.
— Гангстерам приходится обижать людей, разве не так? — не унималась она. — Так делал Ферди. Чтобы получить власть, ты должен отнять ее у них. Так ведь, Капак? Приходится обижать людей, да?
— Да, — буркнул я. — Приходится.
— И ты готов кого-то обидеть? — спросила она низким спокойным голосом.
— Если другого выхода не будет — да, — честно ответил я.
— Не верю. Ты хороший. Я считаю, что ты не сможешь этого сделать. Сам себе не позволишь.
— Может быть…
— А кем ты сейчас работаешь?
— Страховым агентом.
— А-а, — глубокомысленно кивнула она. — В таком случае гангстер — это следующая ступень после страхового агента. Вполне логично.
— Ха-ха.
— А страховым агентом ты всегда был?
— Нет, — сообщил я.
— А кем ты был раньше?
— Я… — Мысленно погрузившись в прошлое, я обнаружил, что уперся в стену, которой дотоле изо всех сил избегал, хотя с каждым днем она подрастала и расширялась. Эту стену я впервые заметил, когда Адриан стал расспрашивать меня о моем прошлом.
Чем же я занимался до приезда в этот город? Не вспомнить. Что же я, сумасшедший? Во всем, что касалось моей жизни до появления здесь, моя память представляла собой чистый лист. Я мог вспомнить
— Капак? — спросила она, притронувшись к моему плечу, оторвав от мыслей. — С тобой все нормально?
— Вполне-вполне, — заявил я. — Может, хватит обо мне, а? Не поговорить ли нам о Кончите Кубекик? Кем она хочет стать, когда вырастет, а? Юристом? Актрисой? Фотомоделью?
— Я хочу стать балериной.
— Правда? А почему?
— Потому что они красивые и грациозные. Уродливых балерин не бывает. Уродливых, как… — Она не докончила фразу. Все было и так понятно. Сердце у меня зашлось от сочувствия. — Я раньше много ходила на балет, — продолжала она, — четыре или пять раз в неделю, смотрела, как они кружатся и скользят, точно ангелы. Так бы всю жизнь и смотрела. — Она вымученно улыбнулась. — Да, — решительно заявила она, — я стану балериной. Каждый вечер я буду танцевать, и все мужчины будут у моих ног, и Ферди придет и заплачет от радости, потому что наконец-то увидит, как это красиво, и будет умолять, чтобы я…
Она замялась, смущенно зарделась и покосилась посмотреть, что там делает Джуди Гарленд.
— Я думаю, что из тебя получится замечательная балерина, — нежно произнес я.
Она улыбнулась. И провозгласила:
— Какое там. Танцую я хреново.
И до самого конца фильма не проронила больше ни слова.
В час ночи она неохотно решилась вернуться к себе.
— Если я слишком задерживаюсь, меня начинают искать, — капризно протянула она. — Они сердятся, если я ухожу без спросу. Им нравится, если я гуляю и болтаю с людьми, но только в том случае, когда они маячат у меня за спиной и держат меня за ручку. Вообще-то я на них не обижаюсь. Тут не они виноваты. Они просто делают то, за что им платит Ферди. Не справился — голову долой. А мне их голов жалко, хотя они просто ужас какие надоеды. Так что я пошла, ничего не поделаешь.
— Кончита, а «они» — это кто? — спросил я.
— Люди, которые за мной ухаживают. Врачи и медсестры. Мои защитники, — улыбнулась она. — Но теперь, когда у меня есть новый защитник, они мне уже ни к чему. Между прочим, ты намного красивее всех этих старых ворчунов со стетоскопами и шприцами.
— Врачи и медсестры? — Она что, опять сочиняет?
— Я больна, Капак. — Засучив рукав, она вновь показала мне свою морщинистую кожу. — Тяжело больна. Они за мной присматривают. Не дают мне покончить с собой. Я несколько раз пробовала. — Ее лицо нахмурилось. — И даже не несколько, а очень много. Вены резала, таблетки глотала, пыталась утопиться. Ну знаешь, обычные способы. И всегда меня откачивали. Я не хочу умирать, но иногда меня такой страх берет, что жить просто невмоготу становится. — Она улыбнулась. — Но теперь все переменилось, правда? Теперь у меня есть хороший друг — ты. Теперь все будет отлично.