Город Сумрак
Шрифт:
Сид заказал две макси-порции кофе глясе. Расплатился банковским имплантом. Показалось, будто девица на кассе покосилась на его обручальное кольцо. Он забрал свои два кофе и устроился за столиком с видом на улицу, где валялся потрепанный экземпляр «Городского вестника». Высыпал сахар в стаканы и развернул газету. Заголовки сообщали о том, что Внедритель Ватанабэ снова заблокировал законопроект «Три-восемь». Сид стал читать, и тут хлопнула дверь, отброшенная стремительной и воинственной рукой. Он поднял взгляд: лица кассиров перекосило от страха. Сид понял, в чем дело, даже не оборачиваясь. Облавы БОИ становились все чаще даже в периферийной части Тексако. Все большее число абонентов сознавалось на исповеди в антигражданских действиях. Сид оглянулся. Два агента в черном брали парня — тот едва достиг совершеннолетия. Один своим
Агенты надели на него наручники и увели. Сид посмотрел, как фургон тронулся с места и покатил по бульвару с наглухо зашторенными окнами. Завернул за угол Двадцатой улицы и скрылся, и Сиду привиделась картинка из будущего — бледное тело подростка, выброшенное в зонах на пустыре.
Он перевел взгляд в сторону перекрестка. Форчун-сквер с ее каруселью гонщиков-камикадзе. За перекрестком вставал Блок Службы защиты от себя: старомодный на вид, вытянутый, унылый, какими бывают только административные здания, и все же с налетом какой-то дьявольщины — непременного, в глазах примерных абонентов, атрибута полицейских участков и тюрем.
Профилактика самоубийств занимала в Блоке последние этажи. На глазах у Сида один за другим зажигались огни в кабинетах, прорезая слои тумана неупорядоченными точками света — в этот сумрачный час, когда обычный люд спешил сквозь город к койке и пульту дистанционного управления. Хотя день и ночь различались теперь только режимом освещения, установленным Властью, абоненты хранили в душе исконное чередование ритмов, и глубинные коды поведения остались верны ночи. Сид подумал, что именно такие соображения и надо оставить при себе во время интервью. Телевидение было назначено на девять, и на этот раз отдуваться придется ему. Камера будет лезть в печенку, и часовая беседа по душам пройдет в режиме сенсаций и тайн, столь высоко ценимом кретинской аудиторией канала «Клерньюз». Сид рассчитывал использовать этот стиль для камуфляжа: отвлечь внимание от сути и перевести допрос на мелкие подробности служебной рутины.
А рутина эта, видимо, продлится не дольше ближайших суток. Сид допил кофе и прикинул, не сходить ли в Блок сейчас — чтобы тут же получить заключение Отдела внутренних расследований. Его отстранят, а может, и уволят. Санкции ОВР начинали действовать немедленно, и тогда Сильвии Фербенкс с ее 52-минутным интервью для «Клерньюз» останется только умыться. Сид задумался, на что станет гробить время, когда его выгонят со службы. Усилием воли подавил новую волну угрызений совести. Он подумал о том, что ему открылось в результате проявленного милосердия, и попытался оправдать себя этим.
Он сунул кулак в карман куртки и сжал пальцами фотоаппарат. Трейсер показывал 20:25, конверт ляжет к нему на стол в кабинете не раньше чем без четверти девять — его доставит служба «Деливери». Оставалось еще немного времени, и он позволил себе посокрушаться о собственной участи.
Карьера насмарку.
И еще один проект доживал последние дни.
Он машинально раскрыл ладонь — обручальное кольцо блеснуло тускло, как несбывшаяся надежда. Дурацкая верность — не ей,а собственному слову, мешала давно уже снять его и засунуть куда-нибудь в ящик до церемонии расторжения. Он вздохнул. Сорок восемь часов — и он снова будет свободен. И значит, снова один. Внезапно накатила тоска, как по утрам, после того, как здорово перебрал, — ноющая, бесцветная, какая-то вездесущая. Ему представилось собственное будущее, вереница временных отрезков, похожих друг на друга как капли воды, которые можно гонять по кругу. Вспомнились события минувшей ночи.
Он покинул башню «Дионисия» около полуночи с добычей в кармане. «Дионисия» находилась в самом центре буферных кварталов, и пока он ловил такси на Форд-авеню, ноги как-то сами привели его к старому дому. Тут же страшно захотелось выпить. Сид пропустил два такси подряд и двинулся по маленьким грязноватым улочкам, где мельтешение рекламы становилось пожиже. Возвращаться к себе не хотелось. Несколько минут он бродил по местам своей молодости, попутно отмечая покосившиеся вывески, тощий силуэт бойцовской собаки, яростно рычащей из-за ограды паркинга одной
Из любопытства Сид бросил взгляд на данные этой Лилы Шуллер для бедных. Обычная чушь. Аттестат глупости, черным по белому. Состояние здоровья — прочерк, последние анализы от прошлой недели. Дата рождения — 12 июня 81, Восьмая восточная секция. Пятьдесят лет. Пять десятилетий. Полвека.
Он кинул последний взгляд на воссоединенную его стараниями семейку, успел заметить, как банкнота перекочевала из ладони парнишки к мамаше, та дала ему мелочь, а себе заказала выпивку. А потом Сид пошел к себе — пить в одиночку на тридцать девятом этаже отеля «Нокиа-Хилтон».
Было ровно 20:45, когда Сид прошел кордон безопасности Блока и тут же констатировал, что авария кондиционеров не обошла здание стороной. Он снял куртку, свернул ее и, держа под локтем, пересек холл с широкими мраморными плитами с буквами СЗС, от которых как будто тянуло холодком. Новенькая дежурная окликнула его по фамилии: наверху ждет курьер и раз сорок звонила жена. Сид спросил у девицы, не сообщила ли она, случайно, жене его новый номер трейсера. Та ответила отрицательно. Все аппараты на стойке зазвонили одновременно, и Сид смылся к лифтам. Там он столкнулся с двумя громилами из Отдела профилактики убийств, те поднимались из подвалов. Отношения с ОПУ у него были не лучшие после дела Лизы Легран, коллеги холодно кивнули ему и посторонились, словно неприятности по службе — что-то вроде заразной болезни.
Сид пересек опен-спейс, где царил привычный гам: стук клавиш, урчание принтеров и вентиляторов, потрескивание радиосигнала. Сверился со служебным табло и не увидел против своего имени ни вызова к какой-нибудь шишке со второго этажа, ни приказа об отстранении от должности старшего офицера. Краткое напоминание о назначенном на девять визите «Клерньюз», и вот уже перед кабинетом поджидает курьер из «Деливери», пыхтя и истекая потом в своей ярко-желтой форме из парашютного шелка, с ненавистью разглядывая гадов полицейских, занятых своим гнусным делом: битьем по клавиатуре, принуждением принтера к даче показаний, оказанием давления на клавиши кофемашины.
Сид представился, сообщил свой десятизначный номер абонента «Деливери» и получил из рук курьера большой конверт из крафтовской бумаги, под которой угадывались очертания продолговатого предмета толщиной сантиметров пятнадцать. Отдавая пакет, служащий «Деливери» протянул руку, и Сид заметил множественные шрамы по всей длине предплечья. Он сохранил на лице невозмутимое выражение и попросил того подождать пару минут. Вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Отправил в печать сделанные накануне фотографии с вершины «Дионисии». Аппарат заурчал. Он схватил вторую кружку кофе, уселся в кресло и повернулся к окнам. Кресло заскрипело под тяжестью его тела, кусочки льда в том, то именовалось термосом, давно растаяли. Сид проглотил две таблетки аспирина с кортикоидами, хлебнул кофейного пойла, вытер лоб и убрал звук радио. И только после этого сломал печать «Деливери» на конверте и вытащил из него папку.