Город тысячи богов
Шрифт:
Когда мы впервые решились впустить в Боград прессу, удача сыграла на стороне египтян. Немногочисленная тогда община почитателей египетских культов произвела на корреспондентов невероятное впечатление. Под прицелом видеокамер, звероголовые боги сходили к своей пастве, питаясь их обожанием, пьянея от их веры, даря взамен простенькие чудеса. Эти кадры попали в новостные выпуски почти всех ведущих телеканалов, массово разошлись в интернете, и основательно подзабытые обитатели нильской долины в одночасье обрели армию верных последователей. Египет, неожиданно, начал играть чуть более заметную роль на политической арене внешнего мира. Видя набирающий силы культ, главы государств
Даже сейчас, ночью, вокруг Великой Пирамиды копошилась техника, похожая на желтых муравьев. Гудели пневматические механизмы, шуршали гравием огромные колеса, пронзительно пиликал предупредительный сигнал заднего хода. Пахло гудроном и сырым цементом, но пыли, свойственной стройке, практически не было. Новое Царство Египетское заботилось о своих подданных, что в любое время суток стекались сюда, приобщиться к божественному. Залитая светом прожекторов, облепленная строительными лесами и кранами, Великая Пирамида казалась спящим зверем, чья громада отпечатывалась на лице неба, закрывая луну и звезды.
Храм Осириса произрастал с западной стороны. Невысокая постройка в три этажа, каждый из которых заканчивался широкой террасой, лежащей на колоннах в виде фигуры божества. По обе стороны ведущей в храм дороги, раскинулся некрополь, полный гробниц, стел, закладок под будущие кенотафы, и пустых, пока еще, склепов. Многие из них – я знал это абсолютно точно, - уходили своими ступенями во тьму подземных галерей.
Шагая мимо каменных истуканов, охраняющих царство смерти, я впервые заметил, что иду впереди. Мими и Учитель отставали на полшага, молчаливо уступая мне лидерство. Никогда не хотел быть первым среди равных, но объективно я действительно был сильнее любого из них. Возможно даже сильнее обоих вместе. Ну и к тому же, это я позвал их сюда, говорить с позиции силы, покуда еще можем.
По дороге, вымощенной гранитными плитами, тянулась небольшая цепочка паломников – человек пятнадцать впереди, и вдвое больше позади нас. Люди заново учились древним ритуалам и забытым молитвам, привыкая к реальности веры. Этот поток будет тянуться до утра, все двери нарождающегося Храмового квартала открыты круглосуточно, а египтяне на пике. Жрецы возвестили, что воплощение Осириса, одного из Верховных богов, наступит через неделю, и паства гудит от беспокойства растревоженным ульем. И мы. Мы тоже изнываем от беспокойства, потому что воплощаться Осирис собирается в Дениса Романова.
На входе двое шакалоголовых застыли бронзовыми изваяниями. Жутковатое зрелище – уродливые клыкастые морды на мускулистых загорелых телах. На чреслах набедренные повязки - схенти, в руках ритуальные копья. В культе Осириса к шакалоголовым отношение особое, как-никак Анубис Осирису сын, если можно считать эти божественные ролевые игры настоящим родством. К тому же, люди клюют на знакомые образы, редко соотнося их с фактами, а боги Египта сейчас выступали единым фронтом, поддерживая друг друга, чтобы задавить конкурентов.
Нас пропустили вместе с общим потоком. На самом деле охрана стояла только для вида. Террактов в Бограде не боялись, - после того, как совместный ядерный удар России и Китая растворился в атмосфере растущего города, внешний мир понял, что бомбами нас не победить, - а от магических провокаций культовые места охранялись так, что не снилось и президентам. Я был уверен, нашу тройку заметили еще на подходах к Пирамиде, и приняли все возможные меры.
Под сводами храма Осириса перспектива искажалась. Свет преломлялся под странным углом, и потолок, снаружи казавшийся не
– Где он?
Голос Мими спокоен, с налетом скуки, но я ощутил ее волнение. Мне и самому не по себе, все же здесь чужая вотчина, а мы еще ни разу не конфликтовали с богами открыто. Один Юнксу казался невозмутимым, как танк, но с его желтого китайского лица сложно было считывать эмоции.
– Втарррой этаз, - сказал он.
– Больсой зал. На десять тысяч. Пустой сейчас. Только Денис, никого больсе.
Говорили мы на русском, потому, как знали его все трое. Как-то незаметно, видимо из-за территориального расположения, русский становился государственным языком Бограда, хотя в последнее время здесь творился полный интернационал. Пользоваться нашей несовершенной телепатией в чужом присутственном месте мы не рисковали.
Широкая лестница, сложенная из гигантских кусков гранита, обработанного нарочито грубо, и уже загодя потертого, привела нас на второй этаж, точную копию первого. Разве что вырезанные на колоннах орнаменты чуть меньше поражали глубиной и детализацией. Оно и понятно, это уже не прихожая, здесь удивляют другими способами. Я почувствовал, как рядом заискрилась чужая, но не враждебная сила.
Мими нервничала все сильнее. Беглый взгляд подтвердил мою догадку – левая рука красотки Мими обзавелась черными полумесяцами кривых когтей. Под тонкой кожей вздувались и опадали бугры, формируя роговые пластины в самых уязвимых местах.
Ритуальный зал не поражал великолепием. В строительстве египтяне использовали только три материала – камень, дерево и бронзу. И еще был четвертый, полноправный создатель атмосферы подлинной древности – огонь. Факелы горели самым настоящим пламенем, дымным, чадящим, чьи черные завитки уносились в бездонно-глубокий свод, нависшим над нами перевернутой чашей. Все это вместе создавало ощущение непоколебимой монументальности.
Виноградная лоза нехотя расползалась по стенам. Массивные колонны украшали сцены из новейшей истории: Прорыв, Боградская резня, становление Нового Царства Египетского… Где-то там, среди канонически-плоских изображений был и я, такой же плоский и неуклюжий. Там же была Мими, и Старик Юнксу, и многие наши, но центральное место занимал Денис. Незавершенная статуя Осириса, спящим титаном застывшая в конце зала, тоже приобретала черты Романова. Возле ее подножья раскинулся самый настоящий пруд, заросший кувшинками лотоса.
– Денис! – позвал я. – Мы пришли поговорить!
Я не собирался скрываться и бить исподтишка, хотя Мими настаивала на обратном. Денис не был чужим, и пока еще не был врагом, чтобы обходиться с ним так по-скотски. Более того, он был Печатью, пусть самой неудачливой и несчастной, но от этого не менее мощной. Пока дело решается миром, я хочу решать его миром.
Он вышел к нам из-за статуи, безумно маленький на ее фоне, головой лишь чуточку выше большого пальца ноги, торчащей из гигантской сандалии, и шел невыносимо долго. Звонкое эхо тиражировало его шаги так, что казалось, к нам движется целая армия. Денис здорово изменился за те три месяца, что мы не виделись. Египетские стилисты изрядно поработали над его образом.