Город улыбок
Шрифт:
Наношу еще несколько ударов, и сломанная голосовая плата замолкает навсегда. Разрываю блузку на ее груди, срываю юбку, а после и кружевные трусики. Ее тело почти такое же, как у настоящей женщины и пахнет так же. А самое главное преимущество моей жены-гиноида это то, что она всегда безотказна и с ней можно делать все, что угодно. Я насилую ее все быстрее и быстрее, стараясь не смотреть на ее расплющенную голову. Двое деток-андроидов, мальчик и девочка, никак не реагируют на то, что я только что сломал их мать, а сейчас трахаю на их глазах. Точнее реагируют, но, так же, как и всегда, они улыбаются самыми жизнерадостными и искусственными улыбками.
Сейчас
души.
– Папочка так любит мамочку!
– говорит мальчик.
– Мы все так счастливы!
– Говорит девочка, пока я трахаю бездвижное тело ее матери. Она смотрит на ее расплющенную голову и улыбается. С этим городом явно что-то не так! Но об этом нельзя говорить! Лучше даже не думать!
– Прочь! Пошли прочь!
– Ору я на этих дурацких кукол, но два глупых маленьких робота продолжают стоять и улыбаться.
Я испытываю потрясающий оргазм. Вскакиваю на ноги, и, не одевая штанов, хватаю железную вешалку для одежды, стоящую у двери. Наношу удары по каждому из этих улыбающихся уродцев, бью и бью, пока их детские улыбчивые лица не превращаются в такую же бесформенную массу, как и лицо их мамочки.
Потом просто выбрасываю всех троих в чулан. И они один за другим скатываются по ступенькам. Они уже моя восьмая семья роботов, так что им там не будет скучно. Там кладбище моей суррогатной любви, моих кукольных семейств, памятник моей попытке играть в нормальность, быть как все.
Черт! Снова сорвался! Чувствую, что антидепрессанты уже не помогут, но все же поднимая с пола свои брюки, достаю из баночки, что в кармане, парочку цветных таблеток и быстро глотаю это дерьмо. Конечно, это уже не поможет. Может попытаться достать наркотики? Правда, это незаконно, легальна только марихуана, но я бы предпочел героин. У мафии наверняка есть, может попытаться сделать заказ? Эх, а все из-за него, чертов клоун. Почему он встретился мне вчера вечером? Все пошло наперекосяк, хотя все уже давно пошло наперекосяк.
Если я сейчас позвоню в полицию и скажу, что изнасиловал и убил свою жену-гиноида, а потом изуродовал деток-андроидов, они лишь посмеются и пожелают мне хорошего вечера. Да еще посоветуют, в каком магазине лучше заказать новых. Такие правила в этом городе. Если навредишь другому человеку, наказание будет жестоким, вплоть до смертной казни. Но со своими игрушками ты можешь делать все, что угодно. Но только не публично, а у себя дома. Интересно, как бы отреагировали мои прихожане, если бы узнали, что их любимый наставник, изнасиловал и убил свою женушку. Скорее всего, меня никто бы даже не осудил, кому какое дело, кто как развлекается со своими куклами.
– Лайла, загрузи текстуры готического особняка, - крикнул я.
– Должна вас предупредить, - ответил милый женский голос "умного дома", - что эта текстура находится в списке нежелательных текстур Бюро Нравственности, а значит ее использование может...
– Заткнись и выполняй!
– Проорал я.
– А то повторишь судьбу тех кукол!
– Слушаюсь!
Стены комнаты стали размытыми, мгновение и картинка сменилась, она становилась все четче, и вот я уже стою в комнате с приглушенным освещением. В углу - красивый старинный камин, внутри которого потрескивают горящие поленья, на стенах - сюрреалистические портреты, мебель - массивная и резная, возле окна появляется мягкое кресло. Ну вот, я в старинном особняке, где-то на окраине викторианского Лондона. И весь этот чертов Город Улыбок был просто кошмарным нелепым сном.
Я иду на кухню к большому серебристому холодильнику. Его вид быстро возвращает меня в современную эпоху. Достаю все ингредиенты для ужина и помещаю их в рабочую зону "техноповара". Ввожу команды на сенсорной панели управления. Ужин будет готов через пятнадцать минут. А пока можно и выпить. Наливаю себе виски, беру кусок буженины. Автоматическая мясорезка за секунду подает мне тарелку готовой нарезки, идеально ровные тонкие кусочки - отличная закуска. Еще раз заглядываю в холодильник, в отдельных камерах с блестящими сенсорными панелями управления лежат сотни разных деликатесов, хранящиеся каждый в своем температурном режиме. Здесь столько еды, что можно месяц не голодать, а с современными криогенными технологиями, она может стоять здесь хоть сто лет, и быть все еще пригодной к употреблению.
В голове всплывает давно забытое воспоминание. Грязный старый холодильник, почти полностью пустой, маленький мальчик в засаленной и местами рваной одежде бежит к матери.
– Мама, мама, я хочу кушать! Мамочка, почему ты плачешь?
Еще молодая, но уже изнуренная тяжелой работой и бедностью женщина, вытирает слезы.
– Сынок, просто мне нечем тебя накормить. Вот придет папа со смены, он принесет покушать.
Мальчик знает, что так и будет. Его папа не такой как у остальных, он не пьет, не бьет маму, и всегда приносит покушать. Мальчик знает, что папа приносит свой пай, который дают работникам, что он сам недоедает, но любой ценой старается накормить своего сына.
– Кевин, иди сюда! Давай еще повторим эти буквы.
– Но мам, я не могу учиться, когда так хочется кушать. Животик бурчит!
– Ты должен сынок, - мальчик увидел, как его мама пытается сдержать рыдание.
– Не надо мамочка!
– Мальчик и сам начинает плакать.
– Я выучу все! Я буду лучшим! Вырвусь отсюда, как ты и мечтала, и потом расскажу тебе о сияющем светлом Рондо, о месте, где все всегда улыбаются, и где много еды!
Я заметил, как капли падают на пол, одна, вторая, третья. Слезы! Это были мои слезы. За все годы пребывания в Рондо я плакал второй раз. Первый раз был тогда, когда пытался передать родителям деньги и еду. Но меня поймали. Гражданам Рондо строго настрого запрещалось самовольно помогать "неблагополучным" жителям второго и третьего кольца, только посредством специальных благотворительных программ. Когда я смотрел, как охранники топчут приготовленную для моей семьи еду, как скармливают ее собакам, пока где-то там за периметром мои родители и маленькая сестра голодают, тогда я впервые заплакал в Городе Улыбок. А потом хорошенько врезал одному из офицеров. За это меня избили и продержали две недели в карцере. Мне пригрозили, что если попытаюсь провернуть такое во второй раз, меня ждет суровое наказание, вплоть до строжайшей меры - смертной казни. И я, подавленный страхом, больше никогда не пытался помочь семье. Но и не плакал, больше никогда не плакал.
Родители, они знали, что прощаются со мной навсегда, когда меня, как лучшего ученика школы, забрали в Рондо. Они знали, что я не смогу им помогать, но они сделали так потому, что любили меня, потому что хотели, чтобы хотя бы я пожил полноценной жизнью. И я больше никогда не рисковал, чтобы их жертва не была напрасной. Я наслаждался всеми благами жизни, наслаждался за нас всех, подавляя в себе боль от осознания того, что не смогу разделить это с теми, кого так люблю.
– Вы плачете? Простите, я вынуждена буду сообщить об этом...