Город в песках
Шрифт:
Эту находку можно считать уникальной не только по количеству статуй, но и потому, что все они относятся к чрезвычайно раннему периоду. Ничего подобного не было обнаружено в Месопотамии ни ранее, ни после. До этого периода скульптурные изображения почти не создавались, а если создавались, то в основном статуэтки небольших размеров. Здесь же при отсутствии данных о развитии искусства обнаружены эти странные, угловатые, мастерски выполненные статуи, в которых стремление к реалистическому изображению человека сочетается с чисто абстрактной формой. Кажется, будто древние скульпторы, задавшиеся целью создать образ молящихся в храме мужчины и женщины, стремились в основном выразить идею самого богослужения, а не форму бренного человеческого тела, поклоняющегося божеству. Формы, конечно, переданы, но весьма упрощенно. Они подчинены более важной основной идее. Торсы статуй угловаты, черты лица примитивны, ноги невероятно толсты, чтобы выдержать значительный вес каменного туловища, и тем не менее спокойная гармоничность позы, чуть приподнятые в смирении плечи, скрещенные на груди руки, исполненные благоговения лица — все это мастерски передает молитвенный экстаз. Это яркие произведения мастеров, творивших на заре появления оседлой цивилизации, почти за три тысячелетия до н. э., когда впервые появилось совершенно новое для древнего мира стремление воплотить глубокие эмоции в круглой скульптуре, стремление, которое затем уже никогда не умирало в сердцах скульпторов, работавших в камне и дереве.
По мнению Ганса, в отличие от клада медных сосудов и ножей, найденных в здании храма Абу, статуи были зарыты в землю не с целью уберечь их в смутное время. В ближайших, расположенных над статуями слоях не обнаружено следов ни пожара, ни применения более поздней строительной техники. По-видимому, Малый храм был просто воздвигнут над ними. Вероятно, существовал обычай, согласно которому при каждой перестройке храма создавались новые статуи богов и жрецов, а старые зарывались в специально отведенную для них землю близ алтаря. В верхних, более поздних слоях нам попадались фрагменты скульптуры. Кто знает, быть может, это все, что осталось от статуй времен аккадского завоевания. Во всяком случае найденные нами статуи попали в землю не оттого, что они обветшали. Углы их сохранили заостренную форму, поверхность не повреждена временем, волосы на головах и бородах были темные, не выцветшие. Все повреждения и трещины, как я уже сказала, вызваны давлением новых построек на плотно сложенные статуи. Давление, по-видимому, было колоссальным, так как на высеченной из желтого известняка юбке одного жреца спереди и сзади остались глубокие отпечатки бахромы с юбок двух других прилегавших к ней статуй.
Вскоре стал ощущаться конец сезона, особенно после того, как последние рабочие, получив расчет, ушли на север, а над опустевшими руинами вновь воцарилась мертвая тишина.
Целыми днями мы с Рэчел упаковывали древности, многие предметы мы видели, вероятно, в последний раз, если только случай не занесет нас когда-нибудь в Чикаго. Эта кропотливая работа отнимала уйму времени: мы то клали в коробки вату и укладывали в нее мелкие находки, то изобретали наиболее надежные способы упаковки больших горшков, статуй и медной посуды.
Но все это пустяки по сравнению с той задачей, которая несколькими годами ранее, тоже в конце сезона, выпала на долю Пьера, когда он переправлял крылатого быка (изображение которого было помещено на странице 251) из Хорсабада к берегу Тигра, а оттуда — в Чикаго. Огромный горельеф весил сорок тонн, а грузоподъемность единственного бывшего в его распоряжении грузовика — около пятнадцати тонн. Горельеф был распилен на куски, но и тогда самый большой кусок весил девятнадцать тонн. Один за другим фрагменты совершили путешествие на грузовике по ужасной грязной дороге вдоль берега реки Хоср к отлогому берегу Тигра, откуда маленькое грузовое суденышко должно было доставить их на большой корабль, ожидавший в Басре. К огромной девятнадцатитонной махине прикрепили стальные тросы и включили лебедку. Тросы натянулись и трещали, но груз не двигался с места. Казалось, бык не хотел покидать свою родину и отправляться в неведомые дали. Лебедка вновь заработала на полную мощность. Бык чуть было не одержал победу: вдруг все увидели, что он лежит неподвижно на берегу, а маленькое суденышко неумолимо приближается к берегу. Но в конце концов расчлененное строптивое чудовище кое-как удалось водворить на борт; теперь крылатый бык красуется в глубине большого зала Чикагского музея. Обиды позабыты, раны залечены; целый, без единой трещины, он невозмутимо смотрит вдаль поверх голов восхищенных посетителей.
Напившись с опозданием чаю, мы с Рэчел вытащили из волос стружки и отправились на прогулку в сторону юга, туда, где виднелись черные шатры. Мы пересекли дорогу, потом пошли между тихими, все еще влажными холмами. Когда заходящее солнце осветило с запада дюны, мы увидели нечто необыкновенное — они вдруг засветились и стали бледно-зелеными. Всю землю тонким зеленым ковром покрывала нежная травка. Мы обогнули песчаную насыпь и очутились в длинной неглубокой ложбине, где очень долго стояла вода; здесь росла густая яркая трава, чуть-чуть золотившаяся на солнце. Воды почти не было, лишь кое-где поблескивали небольшие лужи, в которых отражалось весеннее небо. Но голубизна луж бледнела перед более густой, хотя и нежной окраской мелких голубых ирисов; их было несметное количество в траве вокруг нас. Они появлялись ежегодно, но цвели очень недолго: беспощадные лучи солнца отнимали последние жалкие капли влаги у их слабых корней, и ирисы исчезали чуть ли не за одну ночь вместе с травой. Какой изумительной стала бы эта страна, если бы удалось снова построить ирригационную систему!
Какие-то птички кружили над цветами. Мы шли через этот сияющий золотом, зеленью и голубизной маленький рай, пока не очутились перед небольшим лагерем. Около неглубокого водоема расположились пастухи-кочевники. Их шатры были сделаны из шкур черных коз. На костре, где горели сухие ветки кустарника, стряпала женщина. Тут же отдыхали пастухи, а маленькие черные козы разбрелись в разные стороны и жадно щипали нежную траву, росшую по склонам дюн, К нам подошел малыш с новорожденным козленком на руках; смеясь и пролепетав что-то, он попытался отдать его нам. Мы погладили длинные шелковистые черные ушки козленка и повернули к дому.
В этот тихий светлый вечер просто не верилось, что еще так недавно здесь свирепствовала песчаная буря. Я повидала пустыню в ее разных обличьях: холодную и безжизненную, как луна; серебристую, подобно усеянному необитаемыми островами океану; черную, удушливую, как ад; и наконец теперь — безмятежную и прекрасную, как мечта.
Едва успели мы нарвать немного ирисов, как солнце зашло. Когда мы приблизились к дому, над снежными вершинами далеких гор взошла полная луна. Хотя последние лучи заката еще не успели догореть, луна уже поражала яркостью. И тут я заметила такое, чего никогда раньше не видела: на бесцветную в этот момент землю от меня падали две тени: одна — от заходящего солнца, другая, бледнее, — от восходящей луны.
В последующие несколько дней нам некогда было думать ни об астрономии, ни о чем-либо другом. Ганс, Сетон и Джейк с Ригмор, не дожидаясь нас, уехали на север; их побудила к этому одна идея Джейка, не дававшая ему покоя после недавнего посещения Хорсабада. Рэчел, Хэл и я должны были закончить упаковку и последовать за ними через три дня, а группа из Хафадж — чуть позже. Все это время я укладывала в огромные пачки все ценные негативы, отпечатки, регистрационные листки, рисунки, записные книжки и корреспонденцию. Я опасалась, что этот ценный материал может не дойти в целости и сохранности до маленькой конторы на Сицилиан-авеню в Лондоне.
Рано утром назначенного дня Габриэль повез нас в Багдад, Машина повернула, и Тель-Асмар скрылся за дюной. Меня неожиданно охватило странное тягостное чувство — как при расставании с родным домом. Всего несколько месяцев тому назад даже подобная мысль показалась бы мне абсурдной. Эта суровая страна с ее бескрайним небом и пустынной тишиной как-то незаметно запала мне в душу. Я знала, что, несмотря на периодические бури, нигде в целом мире мне не найти такой тишины, простора и покоя. Долгий сезон напряженной работы и в особенности последняя буря утомили меня, и сейчас я с удовольствием уезжала на север. Но, проезжая вдоль берегов древних каналов, даже сейчас я ощущала тайную радость при мысли о том, что, если на то будет воля аллаха, осенью я вернусь в пустыню.
Глава восьмая
До Мосула мы ехали целые сутки. Строительство железнодорожной линии Берлин — Багдад, начатое еще до первой мировой войны, было, конечно, прервано, и в то время все еще не завершено; поезда останавливались милях в ста не доезжая Мосула, Ранним утром мы высадились на южной конечной станции в безлюдной равнине, приблизительно в ста милях к северу от Багдада. На усеянной галькой земле кое-где виднелись крупные валуны, а вокруг в предрассветной мгле волновалось море зеленой травы, колеблемое свежим бризом. Когда стало светлее, я заметила, что на востоке горы подходят ближе. Стекающие с них реки устремляются далеко на запад в благодатную равнину, что тянется к берегам Тигра, пробуждая к жизни растительность этого северного края.