Город в песках
Шрифт:
Мы прошли в глубину двора, где Пьер показал мне складские помещения, за массивными стенами которых некогда хранились орудия мира и войны. В одном из них за год до этого было найдено сорок наконечников булав, во втором — кремневые серпы с острыми зубчатыми краями, места их крепления к деревянным ручкам все еще сохраняли плотный слой битума; в третьем — множество глиняных якорей для рыболовных сетей, причем вокруг некоторых из них сохранились обрывки нитей. Полы во многих комнатах были вымазаны глиной. Пьер показал мне трогательную деталь: однажды, более четырех тысячелетий назад, в одной из комнат, где пол не успел еще просохнуть, шумерский ребенок делал первые робкие попытки ходить; в глине отчетливо отпечатались следы крошечных пальчиков и пяток, все испещренные тонкими линиями. Этот ребенок оставил здесь свой безымянный след за сотни лет до того, как во времена Хаммурапи Авраам — согласно Библии — отправился со своей семьей и пожитками из Ура на запад, в новую отчизну.
На раскопках в Тель-Асмаре теперь повсюду достигли слоя раннединастического периода. Джейк с Хэлом расчистили большой дом, сложенный целиком из плоско-выпуклых кирпичей, с невиданными доселе пятью арочными дверными проемами; в этом же доме была обнаружена еще одна уникальная находка: маленькое квадратное оконце с обугленными фрагментами деревянной рамы.
Сетон добрался до большой угловой комнаты, расположенной под аккадским дворцом, в том месте, где он почти соприкасался с Малым храмом. Однажды утром один из его шергати очищал стену недалеко от угла комнаты. Она была оштукатурена, что облегчало раскопки. Внезапно кирка пробила стену и вошла в нее по самую рукоятку. Вытаскивая кирку, шергати с огорченным видом осмотрел маленькую круглую дыру в толще стены; ее обрамляло что-то похожее на толстый слой желтой керамики; шергати позвал Сетона, и тот, удалив щебень, обнаружил большой глиняный сосуд желтого цвета со стенками толщиной около дюйма. Рабочий нечаянно проткнул киркой его стенку.
Большой сосуд в толще стены — явление не совсем обычное. Сетон послал мальчишку за Гансом. К счастью, в это время Джон и я направлялись с Гансом на раскопки. Присев на корточки в углу, Сетон и Ганс удалили остатки щебня, и под стеной обнаружилось пустое пространство. Сосуд был весь в трещинах, и, как только выгребли окружавшую его землю, от него стали отваливаться большие куски. А когда посыпалась земля, увлекая за собой черепки, в темноте вдруг блеснуло что-то сине-зеленое. Ганс просунул голову и плечи под нависшую стену и долго вглядывался внутрь.
— Там масса металлических сосудов, — сказал он наконец глухим от возбуждения голосом. — Кажется, я вижу ярко-зеленое лезвие ножа; все покрыто толстым слоем патины. Нам придется разобрать по одному кирпичу всю стену вокруг сосудов и над ними, — продолжал Ганс. — Один из сосудов весь расколот, а все, что находится внутри его, вероятно, очень хрупкое. Но прежде чем мы удалим хотя бы один черепок, мне хочется сфотографировать все как есть.
На подготовительные работы — съемку и расчистку — ушел весь остаток этого дня и утро следующего. После того как опасность обвала стены была устранена, Етти принялась извлекать находки. Сосуд оказался доверху набитым предметами. Мы брали выложенные ватой коробки и дощечки и, как только вынимали предметы из сосуда, подсовывали под них дощечки, а затем, если находки оказывались не слишком хрупкими, перекладывали их руками в коробки. Мы извлекли множество медных блюд овальной формы и чаш, слежавшихся и превратившихся в сплошную массу. Блюда были настолько тонкими, что мы сомневались в возможности их разъединить. Пьеру опять предстояло поработать!
Еще до того как находки подверглись обработке, Ганс определил, что многие из них идентичны по форме золотым сосудам, обнаруженным Вулли в царских погребениях Ура, и, следовательно, относятся к той же или почти той же эпохе первой династии Ура. Даже сквозь голубовато-зеленый слой окиси было видно, что чаши, подобно некоторым образцам из Ура, имеют красивую ребристую поверхность.
Вскоре приехал Пьер и неделю не вылезал из лаборатории. Одну за другой он извлекал чаши — из ярко-бирюзовых они постепенно превращались в медно-коричневые. Наконец Пьер заявил, что сделал все возможное, и весь набор был выставлен на полках комнаты для хранения древностей. Просто не верилось, что все это могло уместиться в одном, пусть даже огромном сосуде. В нем оказалось шестьдесят чаш, четыре лампы в форме раковин, идентичные найденным в Уре, четыре мелких сита с длинными ручками, четыре кинжала с хорошо сохранившейся серебряной фольгой, которая некогда украшала их рукоятки, хотя сами рукоятки, по всей вероятности деревянные, истлели. Имелась также длинная трубка с отверстиями на конце — уникальная находка, но мы уже видели ее изображение на цилиндрических печатях, где мужчины, сидя вокруг кувшина, тянули вино через такие же длинные трубки. Это была первая из найденных когда-либо трубок для вина.
И еще одна редкостная находка — металлическая рукоятка без лезвия. Она оказалась бронзовой, то есть в медь для крепости добавили некоторое количество олова; ее украшала ажурная резьба, а внутри виднелся обломок металла. Пьера очень заинтересовала ржавчина в продольном отверстии, куда раньше вставлялось лезвие — ведь это доказательство тому, что оно было из железа! Теперь понятно, почему не сохранилось лезвие: пролежав тысячелетия в сосуде, оно погибло от ржавчины. Пьер извлек из рукоятки металлический кусочек и подверг его анализу в той мере, в какой позволяло имевшееся оборудование: отсутствие никеля говорило о том, что это железо земного, а не метеоритного происхождения. Как известно, в ту эпоху металлические изделия из метеоритного железа уже встречались. Но если Пьер прав, выходит, что это самый древний предмет, изготовленный из земного железа, — на полторы тысячи лет древнее ножа, который хеттский принц подарил Тутанхамону. До сих пор тот нож считался древнейшим. Позднее лезвие было отослано в физическую лабораторию Теддингтона, которая подтвердила его земное происхождение.
А пока Пьер отыскал для Ганса то, что тот жаждал увидеть: на двух сосудах, когда с них сошла патина, появились выгравированные надписи очень раннего периода. Они гласили, что сосуды посвящаются дому Абу — бога растительности и природы, титул, который носили Таммуз и Нинурта.
Теперь Ганс был уверен, что медные сосуды являлись собственностью Малого храма и ими пользовались во время ритуальных пиршеств: ведь ритуальное пиршество в день Нового года было частью церемоний, призванных обеспечить обильный урожай в наступающем году. Он больше не сомневался, что в этом храме поклонялись богу природы — Абу. Найденная в нем печать говорит о том, что храм имел какое-то отношение к растительности и истребителю чудовищ; а драгоценности же из дворца с повторяющимся на них мотивом орла с львиной головой, вероятно, являлись частью ритуального облачения жреца, служителя Нинурты. Поэтому вполне возможно, что в юго-западной части дворца действительно жили служители храма. Этой ритуальной посудой, должно быть, очень дорожили — ее бережно сложили в огромный сосуд и замуровали в толще стены, которую затем тщательно оштукатурили, чтобы надежнее скрыть клад.
А почему они это сделали, объяснялось очень просто. Как раз в то время спокойствие Эшнунны было нарушено тревожными слухами: с севера по речной долине двигались грозные полчища варваров-кочевников, и вел их выдающийся вождь с «чужеземным» именем Саргон; сообщалось о том, что один за другим капитулировали города Синзрской равнины. Опасения были вполне обоснованными. Можно себе представить, как часовые на стенах и у ворот изо дня в день всматриваются в мирную зеленую равнину, что простирается у их ног вплоть до самой реки, выжидая, когда на горизонте появится зловещее облако пыли и солнечные блики засверкают на многочисленных луках и остриях копий.
Пока часовые стояли на страже, за их спинами, в городе, шла подготовка к вражеской осаде, хотя обитатели его, вероятно, знали, что им долго не продержаться. Служители культа между тем поспешно выносили из священной обители ее сокровища и замуровывали их в стене своего собственного жилища в тщетной попытке пережить страшное время и увидеть, как сосуды вновь заблестят на ритуальном пиршестве. Если же этим надеждам не суждено сбыться, пусть по крайней мере до них не дотронется вражеская рука. Они потеряли их навеки, и все же их молитвы были услышаны: сосуды не были осквернены — ни одна живая душа не прикасалась к ним до тех пор, пока мы не достали осторожно сосуды из стены, поражаясь их количеству и восхищаясь искусством изготовления.
Глава седьмая
Однажды вечером Габриэль принес весьма краткую телеграмму от Гордона. Казалось, она зашифрована — в ней имелась лишь ссылка на страницу 152 толстой иллюстрированной книги, что хранилась в нашей библиотеке. Все были очень заинтригованы. Достали книгу. Окружив Ганса, мы следили, как он лихорадочно листал книгу. Странно! На указанной странице была помещена лишь небольшая иллюстрация с изображением ничем не примечательных бронзовых булавок. Или Гордон слишком умен для нас, или же произошла какая-то ошибка. На следующий день Ганс послал телеграмму следующего содержания: «К черту страницу 152, объясните толком, в чем дело». В ожидании ответа все потешались над «необыкновенной» находкой Гордона. Наконец пришла вторая телеграмма: «Извините, дурацкая ошибка телеграфа, смотрите страницу 251».