Город в заливе: Откровения лжеца
Шрифт:
– - И о чем же мы будем разговаривать?
– - осведомилась Кейт, беря с тарелки банан и неторопливо его очищая. Тарелки у них тут интересные, бронзовые, с какой-то инкрустацией вроде арабской вязи, но я на них не смотрел, а смотрел совсем на другое, на тонкие пальчики, еле заметную улыбку в уголках губ, и упавшую на глаза непослушную темную челку...
– - Дело ясное, о чем тут говорить, -- сказал я хрипло.
– - О любви, само собой.
– - Вечная тема?
– - Кейт мягко пожала плечами и откусила кусочек.
– - Почему бы и нет, давай послушаем, что на этот счет
– - Лейла разболтала, или Ники?
– - сварливо поинтересовался я. Кейт снова улыбнулась с полным ртом, но не ответила.
– - Я так понимаю, начать придется мне?
– - Не возражаю. Моя-то точка зрения на этот вопрос мне хорошо известна. Но может, у тебя найдется интересный аргумент? Итак, что же такое любовь, человек с чужим именем? Что такое любовь, лжец?
Я качнул головой, надеясь, что не переборщил с театральной паузой. За тонкой стенкой рубки шипел океан, мерцали на солнце волны и посвистывал ветер. Чтобы добиться своего, мне нужно было стать как они.
– - Здесь лучше всего идти от обратного и сказать, что не такое любовь, -- сказал я медленно.
– - Это совершенно точно не страсть, хотя многие считают иначе. Ошибка простительная -- что вообще можно понять на эту тему за смешные восемьдесят-сто лет жизни?
– - но грубая.
Кейт вскинула тонкие брови.
– - Я слышала иные точки зрения...
– - Страсть -- это огонь. Огонь -- это инстинкт. Инстинкт -- простая реакция, не такая простая, как рефлекс, но близкая к нему. Огонь горит, но стоит закончиться топливу -- и пламя сожрет кислород и задохнется. Это все знают. А любовь...
Я задумался.
– - Любовь -- это то, что остается, когда огонь погаснет. Если остается, конечно. Горячие уютные угли, теперь и навсегда. Конечно, бывает огонь без углей, бывает и страсть без любви, причем гораздо чаще, чем наоборот. Но если хочешь согреться -- держись поближе к углям.
Тут были бы уместны аплодисменты, но аборигены из далекого Озолинча, видимо, не знали такого обычая, поэтому пришлось обойтись без них. Обидно, конечно. И даже досадно. Но ладно.
– - Неожиданные слова для такого молодого человека, -- сказала Кейт, и я вдруг понял, что никакие ей не двадцать лет на самом деле, она просто так выглядит. А вот глаза -- нет, глаза у нее были мудрые и глубокие.
– - Ты, значит, считаешь, что любовь -- это в первую очередь забота и опека?
– - И еще ответственность, -- уверенно сказал я.
– - Мы в ответе за тех, кого приручили, вот это все.
– - Глупости, -- решила Кейт.
– - У тех, кого мы приручили, своя голова на плечах, вот хоть Лейлу возьми. А ответственность... она всегда висит над нами, даже в самых, казалось бы, простых и незамысловатых интрижках. Ответственность за каждый сделанный шаг, каждое действие, каждый вздох.
– - Это как?
– - Ну...
– - она поглядела чуточку лукаво.
– - Если бы, например, ты сейчас воспылал ко мне неземной страстью и сказал бы, скажем, что я очень красива...
Внутри черепной коробки у меня что-то отчетливо проскрежетало. Разумные мысли утекали, как вода в раковину.
– - Это
– - ...То это всегда можно превратить в шутку, -- закончила Кейт. Что это, румянец у нее на щеках?
– - Что ты только что и сделал. Но если пойти чуть дальше и прикоснуться...
Черт его знает, что это был за гипноз: я только и мог смотреть на то, как моя ладонь тянется к ней, дотрагивается до щеки и замирает, как будто раздумывая. Кейт трется о ладонь, словно кошка, ее мягкие слова проникают в голову, не встречая сопротивления, глаза мерцают, может быть, уже не от солнечного света.
– - Это уже немножко больше ответственности. Меньше пространства для маневра. Меньше поводов свести все к недоразумению. А если набраться смелости, приблизиться вплотную и поцеловать, скажем, в...
Тонкий кокон неродившейся магии разорвал длинный разбойничий посвист с палубы.
– - Эй вы там, наверху! Кейт! Тащи сюда парня, у нас тут вроде как решение образовалось.
***
Лицо у Мари-Мэйси было такое, будто она только что съела таз лимонов без сахара. Зато Изида выглядела абсолютно спокойной и даже довольной. Наверное, продавила-таки свой хитроумный план, в чем бы он ни заключался. А вообще на палубе собрались абсолютно все -- я даже увидел белую рубашку Юрико. Видимо, это что-то вроде скандинавского тинга или русского вече -- общее собрание, решение которого обязательно для всех.
– - Мы тут поразмыслили немного, -- с отвращением сказала розовая нимфетка. Сразу видно, что размышлять ей неприятно, а может, даже болезненно.
– - И решили, что этот...
Царственный жест на меня.
– - Этот паренек...
– - Да, это я, тетушка, -- согласился я. Со всех сторон послышалось хихиканье. У них тут, видно, демократия, начальников можно на смехуечках катать.
– - Вы продолжайте, не стесняйтесь.
Мари, похоже, собралась долбануть меня молнией, но вовремя вспомнила, что и одного фейла было с ее стороны более чем достаточно.
– - В общем, что он больше не раб, не пленник и не посторонний, -- нехотя закончила мелкая.
– - А вроде как... ну, союзник. Вот.
Хм. Что бы это значило?
– - Сказано, -- резюмировала Изида. Интересно, можно ее теперь называть Изи?
– - Как таковому, теперь мы сможем давать ему ту информацию, какую сочтем необходимым, а также будем обращаться к нему по имени или прозвищу, что будет сочтено более удобным. Как тебя называть?
– - Микки Биллиган, как же еще.
– - Понятно. А прозвище у него отныне будет вот какое: Лжец.
Вот это сейчас прямо по живому резанули. Как будто я не говорил все это время только правду и ничего, кроме нее. Просто какая-то вселенская несправедливость.
– - Спасибо, милые дамы, -- раскланялся я как заправский антрепренер.
– - И сразу пара вопросов для нашего журнала, если не возражаете. Самый главный и давно напрашивающийся: вы, собственно, блин, кто?
Изида дернула щекой.
– - Может, угадаешь сам?
Я, натурально, угадал. Было время подумать и понаблюдать.