Город Золотого Петушка. Сказки
Шрифт:
Игорь косится на серую мглу за окном. Летчик усмехается:
— Не нравится, да? Это, брат, никому не нравится. Вот если надо скрытно к цели приблизиться — тогда лучше хорошей тучи ничего и не придумаешь! А так — манная каша. Диспетчер не дает другой эшелон, видно, повыше какой-то спецрейс намечен… Да ты не бойся: у нас шеф-пилот — миллионер, первый класс! Он в нормальных-то условиях и не любит летать. Летит, летит, потом занавески задернет, и — по приборам…
— Скажите, а что на крыльях написано?
— На плоскостях-то? Это линейный шифр — номер самолета, его государственная принадлежность и знак «Л» — линейный, не военный, значит. В нашем воздушном
Игорь не совсем понимает последнее слово, сказанное летчиком, но все предыдущее он представляет очень живо: «Зашел с хвоста или с брюха, дал очередь, и — порядок!»
На передней стенке, над дверью, ведущей в штурманскую кабину, укреплены часы и высотомер. Игорь ясно видит, что маленькая стрелка высотомера стоит неподвижно на единице, а большая на восьми. Это значит — тысяча восемьсот метров!
— Порядочно! — солидно говорит Игорь.
Летчик, усмехаясь чему-то, отвечает:
— Железно!
Ну, это совсем понятно — мальчишки на новом дворе все говорят «железно» вместо «хорошо».
Летчик кидает взгляд на часы и поднимается.
— Мне на вахту, — говорит он и трогает Игоря за плечо. — Хочешь — пошли со мной?
О-о! Еще бы! На вахту…
И дверь штурманской кабины распахивается перед Игорем.
3
Штурманская кабина тесна. Она вся заставлена приборами и механизмами. Стены ее обиты ватой и кожей, отчего она походит на диван, который перевернули набок. Направо и налево от входа — отсеки для радиста и бортмеханика. Радист, едва втиснувшись в узкое пространство между стенкой и рацией, примостился на каком-то стульчике, точно взятом из детского сада, так он мал, и что-то записывает. Тут витают высокие и низкие, короткие и протяжные звуки, сильные и едва уловимые ухом, — рация работает, и множество сигналов мчится в этот закуток отовсюду. Лицо его напряжено, и он даже не обращает внимания на Игоря, вошедшего вместе с пилотом. Бортмеханик, оторвавшись от контрольного окошечка, за которым ничего не видно, как и в окна пассажирского отделения, глядит на Игоря несколько удивленно и недовольно. Он непременно спросил бы: «Мальчик, что тебе тут надо? Пойди отсюда!» — если бы не видел, что рука пилота лежит на плече Игоря…
За перегородкой — штурвальное отделение. Оно застеклено сверху, снизу и с боков. Здесь два штурвала с обрезанной на целую треть окружности баранкой. За одним сидит шеф-пилот. Перед ним приборы, приборы, приборы: лампочки, циферблаты, стрелки, рычаги, кнопки. Лампочки горят разноцветными огнями, циферблаты сверкают, а стрелки все время трепещут, что-то говоря пилоту, привлекая его внимание, настоятельно требуя его внимания!
Почувствовав за собою чье-то присутствие, шеф-пилот взглядывает на ручные часы, хотя перед ним в приборной доске находятся часы с крупным циферблатом, оглядывается на вошедших. На Игоре его взор задерживается несколько дольше.
— Федор Федорыч! Хочу мальцу нашу технику показать! — говорит летчик шефу и садится за второй штурвал.
Шеф встает и поводит плечами, разминаясь. Ничего не ответив второму пилоту относительно Игоря, он говорит:
— Квадрат триста семнадцать — эшелон две тысячи четыреста, многослойная
Через раскрывшуюся дверь Игорь видит, что мама и папа спят. Дверь захлопывается. Радист сует какую-то голубую бумажку, которую он называет «обстановкой», второму пилоту, тот внимательно просматривает ее, потом кивает Игорю на освободившееся место, на котором сидел шеф.
— Садись, друг! Можешь подержаться за баранку!
Игорь вспотевшими руками хватается за штурвал. Он все время тихонько шевелится — это второй пилот опробует свой штурвал, который связан с другим. Ого! Как будто Игорь ведет самолет! Вот бы видела это вредная Наташка! Эта мысль проскакивает в голове Игоря, но он тотчас же забывает о Наташке, поглощенный зрелищем приборов на доске перед пилотом. Заметив его взгляд, пилот коротко говорит:
— Обороты винта. Газ. Масло. Горючее. Давление. Сила ветра. Курсовое отклонение… Горизонтальное направление, высота, скорость, время. Очень просто! Ясненько?..
Конечно, Игорь понимает, увидев эту уйму приборов, что все это не так просто, как хочет летчик показать. Но больше приборов говорит ему об этом лицо летчика — глаза его уже не смеются, они стали внимательными-внимательными. Губы его как-то поджались, и от этого лицо стало совсем другим, не таким, каким было оно в пассажирской кабине, где он ожидал своей вахты. Глаза его — от стрелки к стрелке, от стрелки к стрелке! — следят за приборами.
Он делает несколько движений, и самолет опять лезет вверх — об этом говорит рев моторов, это отмечают стрелки приборов, стронувшиеся со своих мест… В кабине светлеет, светлеет. И вдруг машина вырывается из плена облаков на солнечный простор. Игорь радостно вскрикивает: ах, как хорошо!
В этот момент пилот показывает ему вниз. Там через толстое прозрачное стекло видно, как клубятся те облака, через которые проскочил самолет, они словно тянутся кверху, чтобы опять заключить самолет в свои холодные объятия. Что-то раздирает эти облака, и они кипят, кипят, словно морские волны возле подножия скалы. И вдруг — их сумрачные громады озаряются призрачным светом — фиолетовым, лиловым, багряным. Еще и еще раз! И пораженный Игорь под самыми своими ногами видит, как огненный меч разит поверженного великана — тучу поменьше и пониже, как немного дальше тоже вспыхивает адский пламень, освещающий глубочайший провал в тучах, через который становится видной далекая-далекая земля, едва заметная сквозь ливень, застилающий ее серым покрывалом. Это молнии хлещут друг друга, пересекаясь, как мечи, в богатырской схватке…
Игорь смотрит и смотрит, не в силах оторваться от этого зрелища. У него холодеет под коленками — ой-ой, как страшно! Мишка и не поверит, если рассказать об этом.
Пилот задергивает все занавески в кабине.
— Надо потренироваться! — говорит он. Глаза его устремляются на стрелки приборов. Однако через несколько минут, видимо сделав все, что полагалось, он убирает руки от штурвала и откидывается на спинку кресла. Он и Игорю говорит: — Убери руки от баранки!
Игорь в страхе, невольно охватывающем его, глядит на то, как летит никем не управляемый самолет. Никем не управляемый! Игоря раздирает желание сказать пилоту, чтобы он не шутил, что так нельзя!.. Пилот искоса, с заметной усмешкой поглядывает на Игоря: дескать, видал, друг? Как это тебе нравится? Потом он говорит: