Город Золотого Петушка. Сказки

Нагишкин Дмитрий Дмитриевич

— И при фашистах тоже учили закон божий! — добавляет Андрис.

— А ты видел?

— Что?

— Ну, фашистов…

Андрис уклоняется от ответа. Он говорит:

— Они же всюду тут хозяйничали… Вот в том доме, где вы сейчас живете, отдыхали гитлеровские офицеры, они часто к хозяину этого дома ходили в гости. У него сын служил в войсках эсэс… Потом он вместе с немцами убежал, когда Красная Армия освободила Ригу…

Столько новостей, что сразу всего и не поймешь как следует. Тут расхаживали гитлеровцы. Отец Андриса был в плену. Значит, все здесь было по-другому, и здесь, на мирном Янтарном берегу, шла жестокая, упорная борьба за Советскую власть.

И все, что слышал Игорь за день, в

сумеречный час, когда медленно погасает вечерняя заря, чтобы через два часа смениться зарей утренней, представляется ему особенно ярким, выпуклым, живым, словно Игорь сам все это видел. Глаза его закрываются, но он ясно видит все это. Как это может быть, а?

«Здесь гитлеровские офицеры отдыхали!» — говорит Андрис. И Игорь вздрагивает — может быть, и на этой кровати, на которой он лежит сейчас, раскинув ноги и разметав руки по сторонам, лежал какой-нибудь палач? А где-то там, за окном, в тени деревьев, по которым пролегает воздушная беличья дорога и которые шумят сейчас и ровно, и глухо, и многозначительно, таились народные мстители. И вот уже Игорь ясно видит — там стоит отец Андриса, а с ним еще какие-то люди. Они сжимают в руках гранаты. Отец Андриса почему-то без рубашки (как там, на берегу моря) — мускулистый, загорелый, — подходит к окну и молниеносным рывком бросает гранату в окно. Ужас овладевает Игорем, он хочет крикнуть: «Товарищи! Здесь же я!» И тотчас же другая мысль осеняет его: «Я не дам палачам уйти от расплаты!» И он крепко сжимает рот. И вот — огонь, дым, грохот, разрыв гранаты!.. Игорь мечется на постели, порывается куда-то бежать и кричит что-то. Он чуть не падает на пол.

Знакомая, душистая, теплая ладонь гладит его по голове, успокаивая. Мама Галя, уставшая от длительной прогулки, которую папа Дима все растягивал и растягивал, подходит к Игорю.

— Заигрался! — говорит она. — И во сне все то же!

— Ну как же — уйма впечатлений! — полусонным голосом отзывается отец, мостясь на кровати поудобнее. — Тут ведь история на каждом шагу. Ливонцы, тевтоны… И Петр Первый, и красные латышские стрелки… Здесь…

Мама Галя закрывает ему рот рукой.

— Здесь все слушатели уснули, дорогой товарищ! — говорит она, стаскивая с себя одежду и с наслаждением растягиваясь на прохладной постели. Она сдерживает зевок: — И лекция не состоялась… До завтра, папа Дима!

— До завтра! — отвечает отец, гася в себе желание присесть на мамину кровать и подержать ее руку в своей, как любит он это делать.

7

И вот оно — завтра… Которое уже?

Андрис осторожно становится на камни и заглядывает в окно к Игорю. Он дружелюбно рассматривает маленького Вихрова, который спит, открыв рот и посапывая довольно громко. Андрису даже не хочется будить приятеля, и он медлит…

Андрису немножко смешной кажется та жадность, с которой новый друг его накидывается на все новости. Андрис чувствует себя щедрым и чуточку благодарным Игорю за его неустанные расспросы. Оказывается, он, Андрис, много знает и может многое рассказать! Это очень приятное чувство, не правда ли?.. Найдя в Игоре чуткого слушателя, Андрис и сам по-новому начинает относиться ко всему тому, что он видел и о чем слышал и что до сих пор было само собой разумеющимся. О том, что гитлеровцы бывали в этом доме, известно решительно всем — и рыжему Петериту, и драчуну Янису, и рыболову Езупу с большой вихрастой головой, всем знакомым мальчишкам с улицы Базницас, — и ничего примечательного в этом факте, кажется, не осталось. Но вот Игорь расспрашивает и расспрашивает его обо всем, и Андрис вдруг с особой силой ощущает уже забытые чувства, вспоминает рассказы взрослых, и сами по себе приходят к нему какие-то такие слова, каких прежде он не знал и не говорил.

…У отца к

непогоде ноют сломанные и сросшиеся кости, но он не стонет, даже если очень больно, он только скрипит во сне зубами. «Почему ты скрипишь зубами, отец?» — спрашивает его Андрис. «Гитлеровцы выучили меня этому!» — отвечает отец со своей постоянной улыбкой, и непонятно, шутит он или говорит всерьез. Он не раз рассказывал, что в фашистском концлагере военнопленные боялись стонать, чтобы их, как больных, непригодных к работе, не уничтожили.

К ясному солнечному дню, в который грешно сидеть дома, эти мысли Андриса не имеют никакого отношения, но, глядя на Игоря, юный Каулс вспоминает о многом.

— Вот сурок! Вот лентяй! — говорит Андрис и бросает в Игоря сосновой шишкой. — Вставай, засоня! — говорит Андрис тихо и дотягивается до друга сосновой веточкой.

Ветка колется, как папы Димина небритая щетина, и Игорь тотчас же вскакивает, готовый к новым открытиям…

Призывно шумит море.

Вчера был шторм, а сегодня — тихо. Как будто и не это море волновалось всю ночь, кидало на берег жадные волны и несло откуда-то изломанные, измызганные стволы деревьев, щепу, изорванные водоросли и пену, как у бешеной собаки.

— Идем искать янтарь! — предлагает Андрис.

Игорь широко раскрывает рот. Янтарь? Где? Ведь янтарь — это бусы, мундштуки, сережки, запонки, что продаются в ювелирных магазинах! Прозрачные изделия всех оттенков — от светло-чайного до почти черного с золотыми крапинками, как в маминых глазах.

— А настоящий янтарь ты видел? — спрашивает Андрис с улыбкой.

— Настоящий?

— Ну да! Тот, что приносит море во время шторма…

— Море?!

Игорь еще шире открывает глаза и рот… Его охватывает чувство некоторой обиды — неужели Андрис считает его таким дураком, который способен верить в сказки! Конечно, тут — незнаемые края, Янтарный берег, но все же…

Мама Галя — такая хорошая после сна — заглядывает в дверь. Папа Дима только крякает, глядя на ее разрумянившиеся щеки и ясные глаза, — ему так хочется поцеловать ее, но он стесняется ребят и натягивает простыню на голову.

— Куда вы ни свет ни заря? — спрашивает мама.

— Мы хотим идти искать янтарь! — говорит Андрис вежливо. — Его надо искать сразу после шторма, как только утихнет море…

Мама Галя лукаво глядит на Андриса.

— Может быть, вы разрешите и мне идти с вами искать янтарь? — говорит она, подозревая, что янтарь — лишь отговорка, а на самом деле ребята опять уйдут куда-нибудь так, что их и не найдешь. Она, как и Игорь, не очень-то верит в щедрое море Андриса.

Андрис не принимает шутку мамы Гали. Он солидно говорит:

— Конечно, и вы можете идти с нами. Вы счастливая?

— Не знаю! — со вздохом отвечает мама на этот неожиданный вопрос. — А это имеет значение?

— Как же! — с горячностью отвечает Андрис. — Кто не очень счастливый, тот мало находит янтаря. Так говорят у нас…

— Пошли, пошли! — говорит мама и выталкивает Игоря из комнаты.

Андрис соскакивает с окна.

…Узкая, длиннейшая коричневая полоса выброшенных морем водорослей тянется вдоль всего берега, пропадая вдали. От водорослей исходит какой-то странно знакомый запах. Игорь тянет носом и не может вспомнить, что это такое. А мама говорит вслух:

— Ой, как пахнет йодом!

Они идут рядком, то обгоняя друг друга, то становясь в одну шеренгу. В руках у них прутья. Они легонько ворошат водоросли, как сухое сено, несколько отворачивают пласты, чтобы посмотреть — не скрывается ли под ними янтарь.

Андрис, как добрый хозяин, и тут хочет отдать своим друзьям то, что знает он и чего не знают они.

— Вообще-то, — говорит он, зорко всматриваясь в водоросли и совсем не нагибаясь, — янтарь надо искать в полосе прибоя. Это надо делать ночью…