Шрифт:
Расколотый мир
Пролог
Степи Вак’Хала
Поздняя осень 968 года со времен Великого Раскола
Низкие серые тучи заслонили своим унылым одеялом солнечный свет. Ветер гнул длинные стебли увядающих трав и кустарников, навевая своей
Где-то там, среди этого бескрайнего моря, что-то шевелилось. Сначала медленно, но затем все быстрее и быстрее, нечто начало приближаться к укрытию Ярика. Шум сминаемой травы распугал затаившуюся живность. Недовольная пустельга вспорхнула с ветки березки, вынужденная прервать свои наблюдения за шепчущимися у корней мышами.
Ярик пристально всматривался в сторону, где вот-вот должно было выскочить неведомое чудо, но рук к луку не тянул. Да и старый отцовский ножичек, привязанный к поясу, остался на месте. В этот момент шум стих и из травы показалась довольная собачья морда. Шерсть цвета степей была испачкана в крови дрофы, зажатой в зубах зверя.
Пес подошел к смирно сидящему Ярику. Положив тяжелую тушку птицы пред собой, он уселся напротив мальца, тихо поскуливая. Тот хмурым взглядом оценил пса и его добычу и только потом, наконец, улыбнулся:
– Ну что, Вьюнок, нашел-таки нашу птичку!
Тот радостно замолотил хвостом, отвечая на хозяйские похвалу и поглаживания.
Утерев морду псу, маленький охотник аккуратно достал стрелу, вошедшую в тушу дрофы чуть ниже шеи.
– Сгодится еще, – с серьезным лицом он вытер ее, и убрал в колчан. Вьюнок не унимался, все скулил и ловил зубами воздух, явно гордый своей удачной охотой.
Путь до хутора лежал по звериным тропам. Мальчик прекрасно ориентировался в их хитросплетениях и постоянно подмечал новые лазейки, проложенные местным зверьем. Но чем ближе к холмам, тем реже становилась трава, да и высота ее совсем сходила на нет. Здесь, так близко к человеку, следы животных почти пропадали. Только отчаянные лисы могли пробираться к курятникам за заветной добычей.
По пути попадались пеньки от срубленных берез и ободранные ради хвороста кустарники. Ближайший густой лес был довольно далеко, почти день пути, а ночи уже начинали приносить первые морозы. Грелись, чем могли. Через пару недель должны вернуться мужики, которых староста отправил на заготовку первых дров все в том же лесу. Дрова обычно заготавливались по лету. Но нынче, в начале осени, вся деревенская поленница, вместе с рядом стоящей баней сгорели. И теперь с холодами нужно было справляться самим.
Хутор, где жил Ярик, был совсем крохотный, и двух десятков домов не наберется. Зато рядом тек ручей с холодной и сладковатой водицей. Оттого и остались жить здесь. Люд был самый разномастный, с юга, востока, запада. Несколько семей занималась земледелием и запасами для всей деревни, остальные охотились или ходили на рыбалку до речушки на севере. Кто-то разводил кур да ухаживал за единственной на всю деревню лошадью. Жили здесь не шибко образованные, но ценящие честный труд люди. А как иначе, когда твой дом находится на отшибе известного мира и за обочиной истории. Дальше на восток и юг простирались бескрайние степи, где летом резвились племена кочевников-турлуков, а зимой выли леденящие ветра и стояли непроходимые сугробы.
Ярику шел четырнадцатый год. Отец мало-помалу научил его считать и писать, а еще владеть луком и дубиной. И пускай они и жили вдвоем, близкими их отношения назвать было нельзя. Мамы у Ярика не было. Она умерла вскоре после его рождения, он даже не помнил ее.
Отец был кузнецом. Самым настоящим. Он явно не из этих краев, ведь тут никто не научит плавить железо или делать подковы да гвозди. Но он неохотно делился своим прошлым. Мальчик знал лишь, что отца, Трора, и маму, Настасью, уже очень-очень давно нашла в Темном лесу деревенская травница. Их подрал медведь, оставив страшные раны. Мама едва не умерла, а отец остался без нескольких пальцев на руке. Травница выходила родителей и привела в деревню. А те неожиданно остались тут жить. Так и прожили тут больше добрых тридцати лет. Мать, до того, как ее не стало, занималась хозяйством. Отец помогал местным, делал инструменты, иногда мог поторговать с кочевниками.
А еще у него был меч. Тоже самый настоящий.
– Ну вот и пришли, песик! – облегченно вздохнул Ярик, когда показались крыши родной деревни.
Под конец осени приходилось каждый раз уходить все дальше от дома. Звери и птицы, гонимые холодными ветрами, покидали увядающие степи. Мальчик перекинул увесистую тушку птицы с одного плеча на другое и двинулся вперед, перешагивая непоседливого пса, который резво крутился вокруг хозяина.
«Наверняка предвкушает дрофиные потроха», – улыбнулся про себя Ярик.
Детишек в деревне было немного. Один, совсем маленький, Василек, чье рождение справляли всем хутором. Другой постарше, Хаким. В свои шестнадцать или семнадцать лет уже успел получить прозвище – Твердая голова, когда оседлал испуганную козу и на полном ходу разломал лбом калитку одной из хат. Но главным другом Ярика была бойкая и своенравная девчушка по имени Маня. Лет ей было чуть поменьше, чем ему, но она уже стала неплохой хозяйкой и добытчицей. Ведь приходилось кормить как себя, так и дряхлую бабушку.
– Ярик! Явился-таки, песий друг! – прозвенел звонкий девичий голосок, распугавший ворон с крыши ближайшей избы.
Манька бежала по тропе навстречу Ярику. Ее каштановые косички смешно болтались и хлестали по лицу. Вьюнок радостно залаял и рванул к ней на встречу, смешно перебирая лапами по грязи. Нагнав девчушку, он начал радостно кружиться, пританцовывая одному ему известные танцы. Манька хохотала от души, так сильно она любила этого непоседливого пса. Как и все остальные в деревне. Других-то собак не было. Края длинной холщовой рубахи, торчавшей из-под старого мехового тулупа девочки, вмиг покрылись следами от собачьих лап.
– Ну! Показывай, показывай, чего раздобыл! – нетерпеливо запрыгала девочка, сжав кулачки.
Ярик поднял дрофу повыше:
– Гляди, какая красавица, Манька! Вся в тебя! Га-га-га! – он потряс тушкой перед ее лицом.
– Дурак ты, Ярик! Не издевайся над птичкой! – надула губы девочка, и, с издевкой, добавила: – Надеюсь, она вкуснее, чем те суслики, которых ты наловил в прошлый раз. Пойдем, отнесем бабушке, она ее ощиплет.
– Да-да, пошевеливайся, женщина, – шутливо насупился Ярик.