Город

Геммел Стелла

– А что случилось с Адракианом?

– Мало кто из наемников доживает до старости. – Полководец вздохнул. – Он сопровождал караван с шелком для спален дворца, и они угодили в засаду. Вроде бы ничего страшного, стычка с обычными разбойниками… но в тот раз Адракиану угодила в висок брошенная дубинка. Он умер полгода спустя, а до тех пор лежал разбитый параличом и пускал слюни.

– Скверный конец для солдата, – как подобало, проговорил Эриш. Снова повисла тишина, и он спросил: – А как вышло, что ты моему отцу жизнью обязан?

* * *

Каждый раз, когда его вели к Мэйсону,

Фелл напоминал себе: не спрашивать об Эрише. Не показывать никаких чувств при упоминании этого имени. Он знал, что его прежняя жизнь была как-то связана с нынешним заточением. Но если не показывать интереса, они не смогут подобраться к нему с этой стороны…

Он кивнул Мэйсону, сел на стул, взял предложенный стакан вина и любезно осведомился:

– О чем станем сегодня беседовать?

Мэйсон уставился в потолок с таким видом, словно до этого момента на сей счет и не задумывался.

– О твоей удивительной преданности Городу и его императору, – сказал он наконец. – Поистине удивительной, если учесть все, что с тобой сделали.

– Я – верный сын Города, – ответил Фелл так же, как и добрый десяток раз прежде.

– Хотя по происхождению ты не горожанин.

Фелл кивнул.

– Мне иногда кажется, – сказал Мэйсон, – что ты больше сердишься на своего отца за то, что отослал тебя в Город, чем на императора, который его убил.

Фелл передернул плечами. Ему в самом деле было все равно.

– Давнее переживание, детская обида, – продолжал Мэйсон, – весомее для тебя, нежели чувства взрослого человека.

– Я не склонен к самокопанию. – Фелл в свою очередь уставился в потолок. – И твои попытки разобраться в моей душе мне не особенно интересны. Да и нужды в этом нет. Я же ничего не скрываю. Если хочешь что-нибудь узнать обо мне, просто спроси.

– Я уже знаю о тебе все, – сказал Мэйсон.

«Вот уж это навряд ли», – подумал Фелл, но вслух проговорил:

– Тогда тебе известно, что я солдат. Я всю свою жизнь служил Городу. Я его верный сын. Если бы я вздумал устроить восстание… допустим, этого ты надеешься от меня добиться… у меня бы просто не вышло. Армия, в которой я состоял, сметена, мой отряд уничтожен, за исключением нас четверых. Шансов повести войско против императора у меня не больше, чем у какого-нибудь нищего с улиц Линдо.

– Пожалуй, ты прав, – задумчиво кивнул Мэйсон. – Ты только не понял, что я имел в виду. Есть один-единственный человек, действительно способный повернуть армии Города против Ареона, и это не ты, Фелл.

Фелл молча ждал.

– Есть солдат, – продолжал Мэйсон. – Гениальный военачальник и прирожденный вождь, полководец, за которым, только он позови, пошли бы все воины Города. И я полагаю, он будет рад уничтожить императора в расплату за все зло, причиненное и ему самому, и жителям Города.

– Если ты о Шаскаре, – Фелл покачал головой, – так он давно умер…

– Он не умер.

В первый раз Феллу захотелось поверить этому человеку.

– В самом деле?

– Мои подсылы видели его. Он люто ненавидит императора. Ему бы несколько хороших сторонников – и он возглавил бы восстание, которое уничтожит Ареона и правящие семейства.

– В таком случае я не нужен ему.

– К нему не так-то просто войти в доверие.

– Ты меня изумляешь, – не смог удержаться от ядовитого ответа Фелл. – Вот уж странно, что он не спешит доверять вражеским подсылам,

которые пытаются втянуть его в заговор против императора.

– Он доверяет только своей дочери. – Мэйсон тонко улыбнулся. – И тебе.

– Нет у него никакой дочери.

– А ты когда его последний раз видел?

– Пятнадцать лет назад, – ответил Фелл, не задумываясь. – В битве на Пепельных полях. Мы тогда разгромили синих – войско булдекки, снаряженное на одризийские деньги.

– После чего Шаскара отрешил тебя от звания своего помощника, хотя ты десять лет состоял при нем неотлучно.

Воспоминание было по-прежнему болезненным.

– Да.

– Тебе было доверено командование отрядом, солдат которого теперь называют Адскими Волками. Шаскара сказал, что ты был ему как сын, – дескать, настало время думать о твоем собственном продвижении, с тем чтобы однажды ты сам стал полководцем.

«Вправду все знает, – мысленно подивился Фелл. – Кто мог подслушать тот разговор?»

Мэйсон понял и улыбнулся.

– Невелик труд был догадаться, – признался он. – И потом, солдаты ведь ужасные сплетники, куда там кухаркам. Все знали, что Шаскара с Феллом Эроном Ли – все равно что отец с сыном. Всем было известно, что он рад был бы держать тебя рядом действительно как сына, но понимал, что ты должен пройти свой собственный путь. Ну а то, что он видел в тебе будущего полководца… А кто его в тебе не видел в те-то времена? В общем, Фелл, я к тому, что со времени вашей последней встречи много утекло не то что воды – крови. Шаскару судили, пытали, бросили в тюрьму, уничтожили его семью. Сейчас он живет тише воды ниже травы, под другим именем, всячески избегая внимания императора. И дочь у него – приемная. Однако он доверяет тебе. И причин желать свержения императора у него хоть отбавляй.

– Ты говорил с ним?

– Нет. Иноземец в наши времена не может проникнуть в Город, где царит всеобщая подозрительность. Письма, однако, путешествуют туда и обратно. С определенным, надо сказать, трудом.

Фелл поднялся, чтобы размять шею и плечи, и обошел небольшую комнату. Мэйсон по-прежнему не внушал ему никакого доверия. Однако помимо собственной воли он был заинтригован. Расхаживая, он оказался у Мэйсона за спиной. Тот не обернулся и не насторожился.

– Просто чтобы удостовериться, что я правильно тебя понимаю, – проговорил Фелл. – Ты хочешь, чтобы я вернулся в Город, разыскал там Шаскару и сказал ему: давай повернем армии, захватим Город и убьем императора, потому что наши враги этого хотят? Так, что ли? – И он рассмеялся, сбрасывая овладевшее им напряжение.

– Однажды ты поклялся, что убьешь императора.

– Я ребенком тогда был.

– Тебе было тринадцать, почти взрослый мужчина. И ты только что видел, как страшной смертью погиб один из твоих друзей.

Клеймо на груди Фелла отозвалось зудом. Захотелось прикоснуться к нему.

– Вас было пятеро. Вы все вытерпели боль клеймения, даже самый младший, потому что верили: император есть зло, подлежащее уничтожению. Неужели твоя тогдашняя убежденность была сильнее теперешней? Ну конечно была. Все мы с возрастом учимся идти на компромиссы. Ты забыл о той клятве и просто начал жить своей жизнью. Ибо ты занял привилегированное положение, стал помощником прославленного Шаскары, другом величайшего из горожан… Вспоминать ли о детских обетах, когда можно было столько всего потерять?