Городской романс

Ишукова Татьяна Леонидовна

Катаев, похоже, не сомневался, что те, кто пробует себя на литературном поприще, обязательно объявятся. И они объявились.

Правда, некоторые, обозначившись пару раз, исчезали насовсем. Зато костяк определился очень четко: Игорь Табашников, Николай Михайлов, Павел Ерисов, Владимир Тараканов, Татьяна Ухалова и автор этих строк.

Днем мы выполняли редакционные задания, работали в газетных жанрах, а вечерами собирались, чтобы обсудить свои «художества». Некоторые из получивших одобрение стихов и рассказов потом публиковались в газете. Причем не все проходило гладко: иногда Владимиру Катаеву приходилось убеждать цензуру, что в наших писаниях нет никакой крамолы.

Ее действительно не было, но, полагаю, цензура интуитивно почувствовала опасность: в литературных подборках отсутствовала традиционная советская тематика. Не было ни строчки, проникнутой коммунистическим пафосом, — и это настораживало.

Владимир Катаев был типичным «шестидесятником». Он понимал, что некоторая оттепель коснулась только столичных городов, а в провинции все та же леденящая атмосфера. Вот почему с помощью нехитрой селекции он подобрал

группу студентов, способных воспринять новое, и попытался передать им свое миропонимание.

Заседания литобъединения не кончались разбором наших произведений. Мы знали: вот сейчас Володя привычно ткнет указательным пальцем в дужку своих очков и перейдет к главному. Многое из того, что мы чувствовали только подспудно, он облекал в формулировки. Мы начинали понимать, в какой системе живем, узнавать то, что эта система тщательно от нас скрывала.

Парадоксально то, что заседания литобъединения проходили в кабинете парткома. Найдись среди нас «стукачок», Володе бы не поздоровилось.

Но, слава Богу, обошлось без эксцессов. Через год Катаев собрался поступать в аспирантуру МГУ. Он побывал у ректора института Е. М. Тяжельникова и порекомендовал меня на должность ответственного секретаря газеты. Ректор издал приказ, несмотря на то, что я учился на дневном отделении.

Перед отъездом Володя подарил мне двухтомник «Дон Кихота» с дарственной надписью, которая заканчивалась известным девизом: «Без страха и упрека»…

А вскоре настал день, когда я, взяв в руки строкомер, уселся за редакционный стол и положил перед собой чистый макет газетной полосы. Считаю, что с этого момента я и начал профессиональную работу в газете.

Явленье музы, или Маленькая поэтическая антология

…Являться муза стала мне.

А. С. Пушкин

Мы назвали эту маленькую поэтическую антологию по пушкинской строке «…Являться муза стала мне». Это, кстати, первая попытка собрать под одной обложкой, с достаточной полнотой «охвата», стихи поэтов Челябинска.

При этом нужно учесть, что отбирались не просто стихи данного автора, а те, которые соответствуют тональности «Городского романса», то есть в основном лирика.

Не сразу нашли мы принцип построения нашей антологии. В конце концов, решили «разбить» челябинских поэтов на три поколения и внутри каждого «выстраивать» их в соответствии с алфавитом. Принцип этот нарушен только один раз: нам хотелось, чтобы антология открылась стихотворением Людмилы Константиновны Татьяничевой «Дорога», которое могло бы стать эпиграфом ко всей книге.

И еще одно пояснение. Деление поэтов по поколениям всегда бывает несколько условным. В раздел молодые авторы включены не по возрасту, а по поэтическому стажу, так что возрастной разброс здесь довольно большой.

Вера Киселева, Наталья Рубинская, Ефим Ховив, составители антологии

Людмила Татьяничева

Дорога

Мы с тобой, дорога, квиты! Ты вела меня, вела через черные граниты, где и вьюга не мела. Через луг осеребренный, через радугу-дугу, лишь у пропасти бездонной ты сказала: — Не могу! И тоскою человечьей душу мне ты потрясла. Я взяла тебя на плечи и над бездной пронесла:

Лавина

Не от ножа или удушья, обидней было бы всего мне умереть от равнодушья иль отчужденья твоего! Светла межгорная долина. В руке твоей — моя рука… Но надпись грозную: «Л А В И Н А» не разглядишь издалека.

Минные поля

Прозрачны дали. И ветра спокойны. От ржавых мин очищена земля. Но, отступая, оставляют войны воспоминаний минные поля. В людских сердцах лежат они незримо. Их не найдет искуснейший минер. В них скрыта боль о близких и любимых, о муках, не забытых до сих пор. Как много нужно приложить стараний, как надо нам друг другом дорожить, чтоб обезболить боль воспоминаний и память о погибших сохранить!

Вячеслав Богданов

Возы

В моем краю стояло лето, Ложился в копны сенокос, Тянулся в поле за рассветом Дегтярный запах от колес. Волы сопели и качались, Дымилось поле от росы. Тринадцать лет мне. Обучаюсь Мужскому делу — класть возы. О, первый воз — судьбы начало. Ходила кругом голова. Мне сено снизу подавала Тридцатилетняя вдова. В моей работе непосильной, Стремясь угнаться за людьми, Навильник с шуткой подносила: — «Подарок» Гитлера прими… Вдова, она меня жалела. Как не жалеть! Ведь знали все, Что был навильник тяжелее, Чем я в штанах и картузе… Ровнял углы я с интересом, И на глазах мой рос успех… Но только под зайчиным весом Пушился воз, Как первый снег. Вдова подбадривала лестно: — Ну, молодец! Вот это зять… Потом на дроги грузно лезла, Чтоб сено намертво примять… Но с каждым возом, В травном шуме, Я рос И ширился, как стог. И приподнял свои раздумья Развилкой жизненных дорог. И за любовь к земле И зрелость Мне горизонт, утер слезу… И долго мне в пути виднелось Другое детство на возу…

Покой

Хочу весны и тишины — до звезд. От долгих верст окреп И притомился. В июльский день Пришел я на погост, Что за селом В деревьях притаился. Березы там — как белая молва О людях тех, Что на земле гостили. А по крестам Стекает синева И закипает травами густыми. И с детских лет я чту, Как торжество, Небес с землей извечное слиянье И ощущаю кровное родство С могилами, Где спят мои селяне. …Была война, И острием беды Морозы шли сквозь стены, Словно гвозди… В печах горели крыши И сады, Но все ж топор не звякнул на погосте… В моем селе степей и васильков, Когда война пожаром отметалась, Не только работящих мужиков — И деревца в округе не осталось. В село весна врывалась напролом, Не спотыкаясь о пеньки у дома… И лишь погост Зеленым островком Летел на вечных крыльях чернозема…

Николай Валяев

Яблоня

Под окном моим яблоня в белом цвету Так походит на давнюю детства мечту. Облетел первый раз с этой яблони цвет, Оглянулся вокруг я — а детства и нет. Закипая, цветы снова виснут вразброс… Не заметил и я, как друзьями оброс. А когда в черный час вдруг свалился от бед, Оглянулся на них — ни единого нет! Только яблоне что? Все цветет да цветет. И все думалось мне: «Где-то милая ждет». Но летели в окно белым снегом цветы Десять весен подряд! Не явилась и ты. Я другую несу в зрелом сердце мечту. Нынче яблоня вновь в самом добром цвету. Может статься и так: будет сыпаться цвет, Ты посмотришь вокруг — а меня уже нет… Только яблоне что? Станет белой опять! И под ней все равно будет кто-то мечтать.