Городской тариф
Шрифт:
Все четыре выходящие в предбанник двери были распахнуты, и Ионов без колебаний вошел в один из кабинетов: именно оттуда доносилась самая пестрая и возбужденная разноголосица, перекрываемая мощным басом Кувалдина. Если в обсуждении участвует начальник отдела, значит - там действительно интересная проблема или закавыка, с которой непонятно что делать.
Проблема возникла, как выяснилось, в связи с монографическим исследованием в московской зоне эксперимента. Уголовное дело возбуждено по факту исчезновения, а затем и обнаружения трупа сожительницы сотрудника правоохранительной системы; понятно, что в этом случае к раскрытию преступления проявляется особое внимание и к работе привлекаются лучшие силы подразделений. Можно ли в такой ситуации считать исследование «чистым»? Ведь на его примере вряд ли правильно судить об уровне квалификации личного состава в целом. Или все-таки правильно? Выборка преступлений, работу по раскрытию и расследованию
Результаты выглядели удручающе. Или, наоборот, обнадеживающе. Это как посмотреть. Выбранное для монографического исследования дело о вымогательстве крупной взятки в Красноярске, возбужденное две недели назад, было прекращено за пятьдесят тысяч долларов, полученных следователем. То есть как началось со взятки, так взяткой и закончилось. Красиво. Показательно выглядела квартирная кража в Тульской области: дело возбуждено десять дней назад, дверь не была взломана, хозяин квартиры пришел домой с работы, открыл ее своими ключами и обнаружил полный разгром и пропажу денег и ценностей, то есть преступник не только спокойно открыл дверь, но и добросовестно запер ее за собой, когда уходил. За десять дней не вызван к следователю и не допрошен ни один человек, названный потерпевшим, который добросовестно перечислил людей, знавших об имеющихся у него ценностях и имевших доступ к ключам. Более того, сам дверной замок даже не изъяли для проведения экспертизы, чтобы хотя бы понять, чем его открывали: приданными, то есть «родными», ключами, их дубликатами, специально подобранными ключами или еще чем. По делу об уличном разбойном нападении, совершенном в Воронеже, информация поступила просто-таки пугающая: потерпевший был с места преступления немедленно доставлен в больницу, в милицию заявила его жена, прошло уже пять дней, а в больницу к несчастному так никто и не пришел и ни одного вопроса ему не задал, то есть не сделано самого элементарного, о чем говорится во всех учебниках, рассказывается во всех детективных романах и что подсказывает обыкновенный здравый смысл.
В Москве ситуация несколько лучше, но это лишь потому, что на раскрытие преступления брошены «лучшие силы», что и явилось камнем преткновения. Хотя и здесь не обошлось без огрехов. Бородатый Сергей Александрович, сотрудник отдела, докладывающий «московское» исследование, в нескольких словах изложил суть дела, высоко оценил работу следователя, назвав проведение осмотра места происшествия «безупречным», отметил неожиданно хорошее знание жилого сектора участковым Дорошиным и подробно остановился на своем коньке - организации оперативной работы. На сегодняшний день выдвинуто три версии: убийство Милены Погодиной совершено ее любовником Канунниковым по личным мотивам, эту версию отрабатывают оперативники из Центрального округа Хвыля и Рыжковский; убийство девушки является способом давления на ее сожителя Павла Седова, сотрудника Московского управления Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, этой версией занимается Сергей Зарубин вместе с коллегами Седова; по третьей версии, связанной с бывшим любовником Погодиной и оставленными им деньгами, работает Каменская, она же осуществляет общий анализ всей собранной по делу информации. По большому счету претензий на текущий момент нет только к Зарубину; его работа пока не дала ощутимых результатов, но лишь потому, что коллеги Павла Седова не любят делиться информацией, темнят и всячески пытаются вытеснить из своих рядов оперативника из «убойного» отдела и ставят ему палки в колеса. Зарубин же, со своей стороны, обладает несомненной оперативной смекалкой и проявляет чудеса хитрости и изобретательности, чтобы узнать, какими конкретно делами занимается сейчас Седов и имена фигурантов по этим делам. Сам Седов как источник достоверной информации рассматриваться не может, потому что запил, находится дома и имеет на руках больничный. А с пьяного какой спрос? Хвыля и Рыжковский отрабатывают Канунникова, который объявлен в розыск; они проделали огромную работу по установлению его передвижений в день убийства и его местонахождения в настоящий момент, но в то же время не сделали очевидно необходимых вещей, как то: первое… второе… третье… Многовато, пожалуй.
– А к Каменской какие претензии?
– с интересом спросил Евгений Леонардович, который вынес о ней впечатление самое благоприятное. Если она настолько умна, что сумела написать ТАКУЮ диссертацию, то неужели же она не настолько же умна в повседневной оперативной работе? Как-то не вяжется.
–
– Например: для установления личности бывшего любовника Погодиной, который оставил ей значительную сумму, она в первую очередь воспользовалась имеющейся базой данных, выявила имена тех, кто был убит за пределами России в течение 2000-2001 годов, и проверила информацию о них. И только когда эта работа не принесла результатов, она обратилась к источникам оперативной информации и сделала это только вчера поздно вечером, хотя, если по уму, это нужно было сделать немедленно, вместо того чтобы копаться в базе данных. Ей следовало встретиться с источником в тот же день, когда обнаружили труп Погодиной, и пока он будет выполнять ее задание, она занялась бы базой и потом сличила полученные результаты. А Каменская сделала все наоборот, и время оказалось упущенным. Кстати, судя по всему, агентурная работа - не ее конек, а это для оперативника плохо. Зато она хорошо работает с информацией, это плюс.
– Ну, в мире нет совершенства, - заметил Ионов.
– Насколько я понимаю, Каменская, помимо всего прочего, отвлекается на свою диссертацию, это ведь тоже требует и времени, и сил.
В кабинет заглянула Анна Степановна:
– Евгений Леонардович, там Шепель вас ищет. Что ему сказать?
Ионов посмотрел на часы: он здесь уже битый час, пора и честь знать. Видно, у Димы что-то действительно важное, коль он начал разыскивать его по всем отделам.
– Скажите ему, что через три минуты я буду у себя.
Он и в самом деле вошел в свой кабинет через три минуты, а через пять к нему вошел Дмитрий Никитич Шепель, начальник отдела математического моделирования. Они обменялись какими-то малозначащими фразами о погоде, политике и текущих делах.
– Ну как, Евгений Леонардович?
– спросил Шепель. Ионов понял, что он спрашивает о Каменской, ведь это именно Дима сделал так, чтобы профессора Ионова пригласили на заседание кафедры.
– Очень хорошо, - искренне ответил он.
– По интеллектуальному потенциалу и по менталитету Каменская нам полностью подходит.
– Ну, я бы не был столь оптимистичным, - осторожно заметил Шепель.
– Нет ее психологического портрета, установки неизвестны. Она может с ходу отвергнуть саму идею Программы и, что хуже всего, разболтать. С женщинами нужно быть очень осторожным, сами понимаете. Самое главное - проверка на режим секретности.
– Конечно, конечно, - согласился Евгений Леонардович.
– Надо сказать кадровикам, пусть начнут ее отрабатывать. Так ты ради этого меня так упорно разыскивал?
– Нет.
Шепель тяжело вздохнул и пожевал губами.
– Я насчет Вадима. Турчинов сказал, что без вашего заключения…
Все понятно. Дима все-таки хочет пристроить в Фонд своего сына. Или как правильно? Сына Миши Ланского? Или, чтобы быть совсем точным, внебрачного сына своей жены? Ионов знал Вадима с детства, он был неплохим мальчиком, но звезд с неба не хватал и особым чувством ответственности не отличался. Для рядовой работы он был вполне пригоден, но Евгений Леонардович полагал, что работа в Фонде - отнюдь не рядовая и кого попало сюда не берут. С самого начала повелось, что специалисты-кадровики выясняют всю подноготную кандидата, обеспечивают составление психологического портрета и дают свое заключение, а вот научный потенциал оценивает лично профессор Ионов, и без его одобрения ни один кандидат на работу в Фонд не принимается. Исключение составляют только те, кто не занимается непосредственно научной работой: программисты, техники, уборщицы, секретари, кадровики (у них своя система оценок) и прочие.
– Дима, - мягко произнес Евгений Леонардович, - ты же прекрасно понимаешь, что твой Вадик не пригоден к работе в Фонде. Да, ты его вырастил, он тебе дорог, и ты хочешь, чтобы у него была непыльная, неопасная для жизни, но интересная и хорошо оплачиваемая работа, я все понимаю, но так же нельзя. Сегодня у тебя вырос сын, завтра дочка Кувалдина закончит аспирантуру, потом еще и еще… Если мы пойдем по этому пути, то погубим дело всей нашей жизни. Мы занимаемся этим больше двадцати лет. Неужели тебе самому не жалко своего труда?
– Евгений Леонардович, мне очень трудно… - Шепель отвел глаза, потом собрался с силами и посмотрел прямо в лицо Ионову.
– Вчера, когда я вернулся с похорон Миши Ланского, у меня состоялся очень тяжелый разговор с Кирой. Она настаивает на том, чтобы Вадим работал здесь. Я пытался ей объяснить все то, о чем вы сами только что сказали, но она ничего и слушать не желает. Понимаете, она считает, что я не хочу взять сюда Вадима, потому что он - сын Миши. Она считает, что я до сих пор не простил ни его, ни ее, она думает, что я все эти годы помнил о том, что Вадик мне неродной… В общем, скандал вышел отвратительный, мне пришлось выслушать множество обвинений. И я понял, что, если не устрою парня к нам в Фонд, Кира будет меня поедом есть и считать, что я… В общем, вы понимаете. А я хочу, чтобы в моей семье был мир. Вы же знаете, как я отношусь к Кире.