Горсть песка-12
Шрифт:
Рядовой Кныш: «Што ты роешь, небога, што за ямка заячья? Та хрен с им, с УставАм вашим! Траншею, траншею копать будем…ну, не успеем, так хоть окоп! В окопе- всё рядом, соборно, на миру. А в гэтой ямке будешь сидеть, как тот суслик, ни чего не видя, усего боясь и сам себя жалея…Эх, мне бы кулемёт, да патронов побольше, да бочку воды…да я тут до морковкина заговения просижу…Ройте, усердней ройте, братцы, землица — она одна солдату спасение…»
Брестская крепость. Северный остров. ДНС 5. Один час 49 минут.
Стук
«Кто там?
— Августа, это я, Шура…
Ой, Господи, Шурка, что случилось-то? Заходи…
Нет, я на секундочку. Давай, собирайся — к нам посыльный из полка приходил, велел всем переходить в бомбоубежище…
Шура, слушай, ты меня конечно, извини, соседка, но меня ваши полковые тревоги уже не касаются! Мы уже на дивизии.
И Юрку я еле — еле уложила- всю ночь под окном то топают, а то техника скрежещет. И что, опять его будить, одевать? Не пойду. Хватит с меня ваших осоавиахимовских игрищ…Иди, иди…мало, что мужа невесть куда унесло, так и мне туда же? Не пойду, я не дура набитая.»
Между тем на улице между командирских домов уже начинает собираться небольшая толпа — 170 семей, около 700 человек…Закутанные в одеяла детишки хнычат…
Заведующий гарнизонным клубом, старший политрук Путинкин: «Товарищи, товарищи, соблюдайте порядок. Нет, ничего с собой брать не надо! Только документы! Никаких вещей!
Детское питание — можно…Да мы вернемся к утру, обещаю!»
Так и пошли — в халатиках, в домашних тапочках…Некоторые в таком виде до Красноярска доехали…
(Мгновенная чёрно-белая вставка. На асфальте — оторванная детская ножка. В абсолютно чистеньком, беленьком носочке…)
Два часа ночи. Крепость. Цитадель. Танковая рота 75-того отдельного разведывательного батальона 6 стрелковой дивизии.
«Та-та-та-та…Гррммм!» Выбросив тёмное, даже в ночной мгле, облачко бензинового выхлопа, двигатель наконец запустился… Командир-танкист (тот самый, который так был ошарашен зловещим предсказанием кучерявой блондинки в парке нынешним вечером — даже свою роскошную форму переодеть не успел) — отступая спиной вперёд, помахивает мехводу обеими ладонями к своей груди — давай, давай, помаленьку… Краса и гордость советского автопрома (именно так — даже движки ГаЗовские), Т-37А залязгал своими узенькими гусеницами и выполз из бокса…
Неслышно подошедший к танкисту комбат положил ему руку на плечо: «Боря, тут такое дело, слушай…Короче, решили тебя в поход не брать.»
Комроты Боря Элькин недоумённо вздёрнул вверх кустистые брови: «Что значит, решили не брать? За что?!»
Комбат: «Что значит — за что? Я тебе что, порицание выношу?»
Элькин: «А разве нет? Это что же, Вы в бой пойдёте, а я в каптёрке припухать буду? Товарищ капитан, Вы права такого не имеете! Я подам рапорт командиру дивизии… Я Ворошилову напишу!!»
Комбат: «Утихни, чудила! Да я просто не так сказал. Не тебя лично не брать, а твои керогазы…Ну сам посуди, на что они в поле — броня картонная, из оружия- один пулемёт…Короче, слушай приказ. Поступаешь в распоряжение майора Гаврилова — ну,
И, запрыгнув на подножку БА-10, держась рукой за створку приоткрытого бронещитка, комбат убыл — поехал догонять уходящий разведбат…Только рукой напоследок помахал.
Элькин с печалью посмотрел на свои выстроившиеся на брусчатке стройной колонной «керогазы»: «Броня картонная, броня картонная…Мы ещё себя пока-а-а-жем»
И с досадой поправив роскошную, специально по заказу за большие деньги построенную фуражку, побрёл искать опального майора Гаврилова…
(Мгновенная чёрно-белая вставка. На брусчатке — вверх дном — роскошная, не уставная фуражка…прострелянная…с пятнами крови…Из танковой роты 75 ОРАБ в район сосредоточения не вышел никто.)
Остров Пограничный. Два часа тридцать две минуты.
В замаскированных окопах и ДЗОТах- в полной боевой готовности залегли пограничники. В окопах они уже довольно давно- с вечера, однако боеготовность не растеряли — терпеливо выжидать долгими часами в засаде- им не привыкать…Внезапно ночную тишину разорвал истошный визг…
Старший сержант-сверхсрочник с досадой перегрыз травинку и обречённо прошептал: «Всё! Наш старшина — Ющера зарезал…»
Боец — из прибывших на окружные стрелковые соревнования — с вопросом взглянул в его сторону…
«А, да ты не знаешь…Наш старшина, Янукович, всех заставских кабанов так почему-то называет — говорит, иначе колоть жалко! Рука у него не поднимается! А какой у нас кабан был, закачаешься…Умный, как овчарка — все команды знал! А здоровущий какой! Старшина поросёночка из под самой Полтавы, из Всесоюзного НИИ свиноводства привёз, от свиноматки — призёра ВСХВ…
Ну что же делать — ежели провокация, так он, Ющер наш — всё одно не жилец — в окоп же его не спрячешь…а так повар хоть мяса нажарит…Эх, какой был славный кабан! За это фашисты особо заплатят!»
Фольварк Семятиче. Участок Государственной Границы невдалеке от Буга. Три часа ровно.
«Пыль, пыль, пыль, пыль — от шагающих сапог… «в темноте её не видно- но она висит в сереющем небе, припудривает потные лица красноармейцев, грязными ручейками скатываясь на чернеющие от пота гимнастёрки…
Передовые подразделения советской пехоты прибывают в район заполнения 62 УРа.
Впрочем, за этим таинственным названием скрываются пресловутые стрелковые ячейки — правда, не индивидуальные, а на два-три красноармейца, несколько рядов колючей проволоки, блиндажи, площадки для пулемётов и полковой артиллерии…Но всё же — не среди чистого поля оборону стальную крепить!
Первый красноармеец спрыгивает в им же самим неделю тому назад выкопанный окопчик и с удовольствием скидывает с плеч ранец (sic!) — нововведение имени покойного ныне врага народа Егорова, вместо «сидора» и знаменитой скатки — прошедшей с Русской Армией от Шипки до Мазурских болот…Натёр плечи, сволочь такая, квадратная…