Горы и оружие
Шрифт:
— Не по вашей ли инициативе поставили жандарма нам к воротам? — спросил Мак-Грегор.
— Нет. Это Кюмон побеспокоился. Мы с Кюмоном весьма тревожимся о Кэти. Вся эта атмосфера насилия начинает ее угнетать. Поэтому я и поддержал в ней мысль уехать отсюда на время.
— Нам с Кэти подобная атмосфера не в новинку, — возразил Мак-Грегор. — Так что вряд ли стоит сгущать краски.
— Полагаю тем не менее, что я прав, — твердо сказал Мозель. — Именно сейчас
— Не судите о Кэти по своей дочери, — сказал Мак-Грегор.
Мозель помолчал, явно удивленный колкой репликой Мак-Грегора. Затем, однако, улыбнулся и сказал:
— Да, у Терезы пошаливают нервы. И пожалуй, это действительно влияет на мои суждения. В сущности, Терезе нужна мать, которая бы оказала ей эмоциональную поддержку, привила бы чувство самостоятельности. А мать ее умерла три года назад.
И тут, словно приуроченный, раздался звонок телефона. Мозель поднял трубку, кивнул. Затем произнес: «Алло, Кэти».
Мак-Грегор навострил уши, встал, рассеянно оглянул корешки книг Мозеля. Луи де Бройль, «Волновая механика и теория ядра». Не де Бройль ли первый внедрил идеи волновой механики в науку о ядерных силах? Но зачем эта книга Мозелю?..
— Нет, Кэти, — говорил Мозель. — Сеси я не видел. Она не зашла в дом. Да, он еще здесь.
Он передал Мак-Грегору трубку, нагретую его рукой и ухом. Голос Кэти повторял: «Алло, алло», точно связь оборвалась.
— Это я, — сказал Мак-Грегор и замолчал, дожидаясь ответа, не зная, какой своей стороной повернется к нему сейчас Кэти.
— Почему Сеси не осталась с тобой у Ги?
— Сказала, что занята.
— И ты ее пустил на очередную демонстрацию?
— Нет. Она поехала к себе в мастерскую.
— А Эндрю где?
— Не знаю. Наверно, тоже там, в мастерской… Ты у доктора Тэплоу была уже? — спросил он, пробиваясь к ней сквозь преграды, растянувшиеся на пятьсот миль колючей телефонной проволоки.
— Нет еще.
— Сразу же позвони мне.
— Но я не жду от визита к Тэплоу ничего ошеломительного.
— Все равно позвони…
— Хорошо. Позвоню… — И она положила трубку.
— Вы не тревожьтесь о Кэти, — авторитетно сказал Мозель. — Уверяю вас, с ней все полностью в порядке.
Мак-Грегор промолчал и, посидев немного для приличия, стал прощаться.
— Машину? — предложил Мозель.
— Нет. Нет. Я пройдусь, — сказал Мак-Грегор, — а затем возьму такси.
— Не пренебрегайте осторожностью, — сказал Мозель.
— Не буду, — сказал Мак-Грегор.
У ворот они обменялись рукопожатием. Выйдя и окунувшись в сизую мглу парижской полночи, Мак-Грегор заметил, как через улицу — в пятнистом смешении ртутно-серого света и каштановых теней — двинулся неясный силуэт. Сомнения не было: человек приближался к нему. Мак-Грегор остановился, огляделся — куда бежать? Обочины сплошь уставлены неподвижными автомашинами, по авеню Фоша мчится транспортный поток. А прохожих ни души кругом.
— Это я…
Силуэт оказался сыном, Эндрю, и Мак-Грегор по струйке пота на лбу понял, как напряглись нервы.
— Что, скажи на милость, ты здесь делаешь в полночь?
— Я подумал: схожу-ка лучше за тобой, — сказал Эндрю.
— А зачем?
— Тебе не надо ходить одному.
— Не будем драматизировать, — проговорил Мак-Грегор, чувствуя, однако, облегчение и радость.
— Ты встрепенулся так, словно убегать хотел, — сказал Эндрю.
— Просто нервы…
Шагая вдоль вставших двумя стенами машин, Эндрю сообщил отцу, что кто-то швырнул в ворота дома бутылку с серной кислотой.
— Я вошел с улицы, разговариваю во дворе со стариком Марэном, вдруг слышим: «веспа» мимо проезжает. И тут бутылка об ворота — бах!
— С кислотой? — усомнился Мак-Грегор. — Ты не ошибся?
— Запах не спутаешь. Мы поскорей смыли водой из садового шланга, но все равно к утру краска облезет.
— Это что-то не по-курдски, — сказал Мак-Грегор. — Кислотой жечь? Не слышал, чтобы курды так поступали.
Прошли авеню Фоша, позади чернела кромка Булонского леса.
— Когда мы с Марэном скатывали уже во дворе шланг, «веспа» опять вернулась, — рассказывал Эндрю. — На этот раз бутылка перелетела через стену во двор и упала от нас метрах в двух.
— Господи боже…
— Но в ней моча была, что ли. Не кислота, к счастью.
— А где был приставленный к дому жандарм?
— Он после подошел. На мой вопрос ответил, что за углом стали кричать: «Au secours!» (На помощь! (франц.)) — и он поспешил на помощь.
— Но кислота… — сказал Мак-Грегор. — Это уж подло.
Когда вышли на Елисейские поля, Мак-Грегор сказал, что не худо бы присесть где-нибудь. Выбрали одно из ночных кафе на панели перед зданием Британской заморской авиакомпании и, сев под освещенным навесом на плетеные стулья, стали пить ледяное пиво из запотевших стаканов.
— Не вписываешься ты в этот город, а, папа? — сказал Эндрю.
— Напротив, — ответил шутливо Мак-Грегор, — я теперь заправский парижанин и потерял контакт со всем, что не Париж.