Горы моря и гиганты
Шрифт:
И отдала себя всю, и выдержала, не поддалась.
А в статье «Исторический роман и мы» (1936) Дёблин говорит, что похожие отношения возникают между автором и его персонажем, которого автор на время как бы вбирает в себя:
Чем в большей мере исчезнувшая эпоха обретет в авторе своего представителя и «ключника», тем с большей охотой она станет раскрываться перед ним. И тогда без принуждения начнут выстраиваться в цепочку события, и всё будет так, как если бы слепо обрушившиеся вниз камни ждали только взмаха этого посоха — посоха живого, страждущего, деятельного человека, — чтобы вновь вознестись вверх, сложившись в стройную колонну.
Насколько хватает у нас человечности, человеческого думанья, чувствования, внимания к общественной жизни — ровно настолько возможна подлинность в поэзии, то есть подлинный доступ к иному. Ибо мы сделаны из того же теста, что и те, в могилах, обстоятельства же, в которых мы живем, позволяют нам дать, хотя бы на время, приют и им, лишь по видимости отличным от нас.
С. 187. …чтобы я ничего не забыл». Посвящение к роману Дёблина «Три прыжка Ван Луня» начинается словами: «ЧТОБЫ мне не забыть —».
С. 188. Я предлагаю тебе, Ионатан, вступить со мной в брак. В 1922 году Дёблин написал эссе «Мужской брак» (опубликовано посмертно: Kleine Schriften II: 1922–1924, Olten und Freiburg i. Br., 1990, S. 194f.). В 1920-е годы Дёблин активно выступал за отмену § 175 Уголовного кодекса Веймарской республики, предусматривавшего тюремное заключение за мужеложество. В 1929 году Дёблин вместе с другими деятелями культуры и литературы Веймарской республики выступил за легализацию мужской проституции (см.: «Unzucht zwischen Mannern». Ein Beitrag zu Strafgesetzreform unter Mitwirkung von Magnus Hirschfeld, Gotthold Lehnerdt, Peter Martin Lampel / Hg. von Richard Linsert. Berlin, 1929). Гомосексуальная тематика явно или неявно присутствует почти во всех произведениях Дёблина, начиная с его первых романов «Черный занавес» и «Три прыжка Ван Луня». Нужно заметить, что многие герои Дёблина связаны сложными амбивалентными отношениями однополой любви/ненависти (Мардук/Ионатан, Франц Биберкопф/Рейнхольд в романе «Берлин Александерплац»), Один из первых исследователей творчества Дёблина, Р. Миндер, писал: «Большинство книг Дёблина, за редким исключением, — это книги без женщин. В центре произведений Дёблина почти всегда — бессознательная, ожесточенная и яростная любовная связь двух партнеров-мужчин. Связь, которая, однако, находится на ином уровне, есть нечто большее, чем простые сексуальные отношения; эта связь, целиком предопределяющая поведение персонажей, имеет своей скрытой причиной гипертрофированное представление об отцовском авторитете <…> в Кайзеровской Германии, в немецком образе жизни на рубеже XIX–XX веков» (Minder, R. Alfred Doblin zwischen Osten und Westen // Minder R. Dichter in der Gesellschaft. Erfahrungen mit deutscher und franzosischer Literatur. Frankfurt a. М.: Insel, 1966. S. 174).
C. 191…между <…> братьями в беде. Отсылка к драме Фридриха Шиллера «Вильгельм Телль», где мятежники на поляне Рютли приносят такую клятву: «Да будем мы народом граждан-братьев, / В грозе, в беде единым, нераздельным» (пер. Н. Славятинского).
С. 192. …когда звенят мечи, музы молчат… Возможно, измененные слова Цицерона: «Когда шумит оружье, законы молчат» (Pro Milone 4, 10). Сам Дёблин дважды писал театральные рецензии, названия которых противоречат этому высказыванию: «Когда шумит оружье, музы поют» (1922) и «Во время битвы музы поют» (1923).
С. 195. Равальяк тут ни при чем. Вероятно, имеется в виду Франсуа Равальяк (1578–1610), убийца короля Генриха IV Бурбона (1553–1610).
С. 198. …пирамида из костей и черепов. Этот образ, возможно, был навеян этнографическими или историческими текстами о Средней Азии — например, как предполагает Габриэла Зандер, описаниями пирамид, сложенных из черепов, в Самарканде. Еще одним источником могло быть знаменитое полотно русского художника Василия Верещагина (1842–1904) «Апофеоз войны» (1871), хорошо известное европейской публике.
С. 199. «Что толку, если имею всякое познание, а не имею любви». Аллюзия на Первое послание к Коринфянам (13:2): «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто». Уже в романе Дёблина «Черный занавес»[199] герой, Иоханнес, говорит: «Если б я имел хоть тысячу языков, а любви не имел, я был бы ничто» (стр. 160).
С. 202–222. СВЕТЛОВОЛОСАЯ Марион Дивуаз… <…> Черный оконный проем был пуст. Этот эпизод Дёблин в 1922 году опубликовал отдельно, под названием «Балладеска», а прежде читал в кружке своих друзей. 25.8.1922 он писал по поводу этого текста литератору Эфраиму Фришу:
…по сути, это некое замкнутое целое, наподобие новеллы: изображение одной ужасной единичной судьбы, ужасного единичного процесса. Такое должно быть понятно, иначе мне придется признать себя — по этой линии — неудачником. Балладеска, которая появляется здесь и нигде больше; тиран; его друг, постепенно от него отдаляющийся: эти трое составляют игру; все прочие «предпосылки» несущественны; остающиеся темноты никакого значения не имеют. Итак: просмотрите этот безумный, исполненный жути фрагмент еще раз (он куда трагичнее, чем «сожжение евреев» в «Валленштейне»). Вы уже, кажется, разглядели здесь борьбу мужчины-самца и женщины-самки — что Вам особого удовольствия не доставило; мне и самому, когда я прямо взглянул на такие вещи, это стоило немалого нервного напряжения. Поэтому я совсем не сержусь, что у Вас возникло «внутреннее сопротивление» (в духе Фрейда), хотя я-то всего-навсего предпринял попытку — не удавшуюся? — доставить Вам удовольствие.
С. 204. …которого называла Дезиром… Имя Дезир означает по-французски желание, томление.
С. 205. Дезир был белым лебедем… Возможно, эта фантазия связана с мифом о Лоэнгрине, нашедшим отражение в одноименной опере Рихарда Вагнера. Возможно, что это аллюзия и на миф о Леде — дочери этолийского царя, которую, поразившись ее красотой, похитил Юпитер. Сцена совокупления Леды и лебедя является весьма популярным иконографическим сюжетом, переживавшим ренессанс в годы юности Дёблина.
С. 211. Он ничего не чувствовал, но глубоко внутри что-то дрожало, как в городе тихо дребезжат оконные стекла под громовыми раскатами очень далекой битвы. Интересная параллель к этому месту имеется в первом романе Дёблина, «Черном занавесе»: «То, что в ней уже давно тайно противилось ему, теперь, при приближении опасности, начало дребезжать» (стр. 167).
С. 220. Теперь я сорву с тебя занавес… Первый роман Дёблина, «Черный занавес. Роман о словах и случайностях», посвящен теме парадоксальности любви. Парадокс состоит в том, что, как сказано в романе, «Мы — монады, и окон в нас нет» (стр. 160); «Ах, жизнь потому связывает себя парами, мужчину к женщине, чтобы по-дикарски себя ухватить и разодрать в клочья» (стр. 198). «Занавес» закрывает сценическое пространство человеческой души, индивидуальной внутренней жизни: «Но узкое театральное пространство, в котором происходило странное, было изобилие чужих светских лиц, шелковых переливов и летучих запахов, улыбок, приглашающих жестов, обязательств, а сверху — гнет сверкающей люстры и теплый свет, проникающий во все закоулки: оно волновало, медленно опьяняло его. <…> В темноте за опущенными веками пурпурно поднималась его огонь-трава и он наслаждался всеми разновидностями блаженства» (стр. 112). Может, занавес этот состоит и из слов, ибо в романе упоминается «мир мыслей, находящийся по ту сторону оцепеневших слов» (стр. 120).
Книга четвертая Оборотни
С. 233. …градшафт превратился в подобие военного лагеря. Представление о городе как фронте — военном лагере или поле боя — было типично для культуры Веймарской Германии.
…Элина… Это имя означает «светлая».
С. 236. Она с радостью носила нательную рубаху… Эпизод с рубахой Элины напоминает античный миф о гибели Геракла от хитона (пропитанного кровью кентавра Несса), который подарила герою его жена, Деянира. Этот миф Дёблин пересказывает в «Вавилонском странствии». А в «Гамлете» сходный мотив возникает в контексте мифа о Медее (с. 446):