Горячие камни
Шрифт:
"Кому и что я могу объяснить? – думала девушка. – Кто мне поверит?.."
Вечером мама вернулась с работы одновременно с отчимом. Последний был на удивление трезв, но и угрюм. Его присутствие уже само по себе не располагало к душевным беседам, а если добавить сюда настроение не выпившего алкоголика… В общем, разговор с мамой Полина в очередной раз отложила до лучших времен.
Поужинав в сопровождении тараторящего телевизора, они разбрелись по комнатам.
Сокровенная тетрадка лежала прямо на столе. Полина
Или, может, она неосознанно хотела, чтобы кто-то открыл тот самый лист и вгляделся в каракули? Увидит ли он, посторонний, так потрясшие ее фразы?
Взяв тетрадку, Полина села к подоконнику (за столом уже было темно, но включать свет она не хотела – комары налетят). Открыла исчерканный лист. Мельком взглянула на бессмысленные линии, стараясь не концентрироваться. Ерунда. Не иначе, как рисунок сумасшедшего. Причем не тихого психа, которому разрешен бесплатный проезд в общественном транспорте, а довольно-таки буйно помешанного.
Краем глаза девушка уловила среди линий какое-то движение и поспешно перевернула два листа. Не хватало ей еще новых сообщений!
Некоторое время она просто сидела, глядя на чистый тетрадный разворот. Затем достала ручку и начала записывать:
"Не знаю, что со мной происходит в последнее время, но мне кажется, это мир сходит с ума, а не я".
Она остановилась. Покусала губу. Погрызла колпачок от ручки. Нарисовала в углу листа что-то бесформенное.
Слова не шли.
С ней и раньше случались приступы творческого ступора, но сейчас дело заключалось в другом. Полина попросту не могла подобрать аргументы. Написанное на бумаге утверждение казалось голословным.
В конце концов сдавшись, она отложила ручку. Наугад выбрала одну из старых кассет, включила магнитофон. Задумчиво, невидяще уставилась в одинокое предложение на белой бумаге.
Удивительно красивая музыка наполнила воздух, незаметно вытеснив остальные звуки…
…Когда ей было лет десять, они с отцом как-то выбрались на природу. Вдвоем, потому что мама работала. Напекли картошки, нажарили шашлыков. Отец много шутил, да и вообще производил впечатление человека, переполненного оптимизмом и жизненной энергией. Таким он Полине всегда нравился. Девушка даже забыла о костыле, без которого отец уже не выходил из дому.
Но все испортили проходившие мимо школьники. Трое парней, лет по двенадцать, они, наверное, неторопливо возвращались из школы. Увидев у костра маленькое сообщество, один из мальчишек нагло прокричал:
– Эй, дед, сколько время?
Его фраза почему-то необычайно понравилась остальным, и те подхватили:
– Эй, дед, иди сюда!
– Хромой, иди домой!
Казалось, возможность безнаказанно похамить кружила им голову – разве мог человек с костылем
Однако реакция отца была неожиданной.
Он медленно поднялся, правой рукой опираясь на костыль. А затем как-то враз изменился: стал выше ростом, шире в плечах, словно разгневанный волшебник из детской сказки. Таким Полина видела его впервые.
Когда он заговорил, его голос прогрохотал на всю округу:
– Старик? Пусть так… Но кто посмел смеяться?! Где тот герой, что бросил вызов нам?
Его правая нога подбила костыль, который прочертил в воздухе дугу и, удерживаемый рукой, остановился, кончиком указывая точно на первого мальчишку. Ничуть не хромая, отец сделал три твердых шага и продолжил:
– Не ты ль? Ну что ж, нам следует остаться. Я научу почтенью к старикам!
Все это, несмотря на некую театральность, звучало настолько серьезно… Полина не знала, что и думать. Ну а мальчишки просто дали стрекача – да так, что один из них врезался прямо в дерево. Не теряя времени на то, чтобы потереть ушибленный лоб, он еще раз затравленно оглянулся и побежал догонять остальных.
Пожалуй, стая разъяренных волков не могла бы напугать их больше, чем это неожиданное перевоплощение.
Когда они скрылись из виду, отец расхохотался. Привычно опираясь на костыль, вернулся к костру.
– Импровизации мне часто удавались, – заявил он не без гордости – правда, с ироничным оттенком. – Теперь эти мальчишки будут считать меня ненормальным.
– А разве это не обидно? – спросила Полина.
Отец пожал плечами:
– Кому как. Но, как говорят, не имеет смысла обижаться, если тебя называют дураком. Если ты и впрямь дурак, то это просто правда. А если нет – тем лучше.
Немного помолчав, он добавил:
– К тому же, все мы немного ненормальные. Все люди. Ни один человек не похож на другого, как две капли воды. Особенно же это касается тех, в ком есть особенная искорка, талант. – Увлеченный какими-то своими мыслями, он стал серьезным. Затем, после еще одной паузы, продолжил: – Поверь мне, однажды ты начнешь думать, что ты очень-очень ненормальная. Но тогда просто вспомни мои слова… и поверь еще одному: так должно быть. А потом, позже, ты поймешь, что в этом твое счастье.
…Отзвучал последний аккорд композиции, и Полина озадаченно заморгала. Какая красивая песня. Удивительно, что эта кассета не попадалась ей раньше.
Попадалась, возразила себе девушка. Просто лента стояла на другой композиции. Да и, наверное, всякой музыке – свое настроение.
Но воспоминание, навеянное мелодией, потрясло ее куда больше, чем собственная невнимательность. Давно забытый разговор. Мог ли отец уже тогда знать, что с ней будет происходить сейчас? Или он имел в виду нечто другое?