Горячие камни
Шрифт:
И сбрасывать со счетов помешательство тоже рано, напомнила она себе.
В квартире было подозрительно тихо для воскресенья. Не шумела вода, не гремела посуда. Неужели мама отказалась от привычки готовить завтрак по выходным?
С того момента, когда они остались вдвоем, в их маленькой семье многое изменилось. Полина считала, что в худшую сторону. Это ей напоминало дерево, у которого подрезали корни: некоторое время оно продолжает зеленеть дальше, а затем листочки вянут, сохнут и начинают опадать. Появление в доме отчима на сей процесс не
Так что же, теперь еще одна старая добрая традиция осталась в прошлом?
Впрочем, можно ли судить по одиночному случаю?
И все-таки тишина Полине чем-то не нравилась.
Встав, девушка накинула поверх ночной сорочки халат. Выглянула из своей спальни.
Как она и ожидала, на кухне никого не было. В "гостиной" тоже, а из маминой спальни доносилось посапывание. Все еще спят? Ну отчим понятно, он вчера едва до дому дополз… лучше бы не дополз. Но почему мама?..
"А почему я решила, что она всегда должна вставать раньше, чем я? – мысленно проворчала Полина. – Может же человек хоть один раз проспать?"
Однако неприятное чувство не исчезло, и девушка отправилась на кухню. Там ее опасения – то плохое, о чем она старалась не думать, – подтвердились.
В углу стола, слабо замаскированная тряпкой и банками с вареньем, стояла бутылка дешевого коньяка. Темной, отвратительно пахнущей жидкости в ней осталось немного – на два пальца от донышка. Тем не менее, Полина могла бы поклясться, что еще вчера бутылка была полной.
Будь это делом рук отчима, девушка вряд ли расстроилась бы. Но вчера вечером "дядя Миша" явился в таком состоянии, что не мог отличить компот от кефира – куда ему еще заниматься поисками спиртного! Тем более, в их квартире алкогольные напитки водились очень редко, и отчим это знал.
Нет, коньяк пила мама. Сама. Прямо из горлышка, подобно пьянице с большим стажем. Вероятно, хотела сделать лишь пару-тройку глотков, а потом не могла удержаться от еще парочки, и еще.
Именно поэтому она не пришла ночью, когда Полина, испуганная собственным отражением в зеркале, вскрикнула и упала. Шум мог разбудить любого нормально спящего человека – а вот на двух мертвецки пьяных не оказал никакого действия.
Все встало на свои места… но лучше бы места эти располагались как-нибудь по-другому.
Закусив губу, Полина села на табурет.
Так уже было раньше. Один раз – в прошлом году, трижды или четырежды – в этом. Как-то мама даже не пошла на работу: проспала. Тогда она сказала начальнику, что приболела, – и Полина тоже охотно приняла эту версию, подслушанную во время телефонного разговора. Но с каждым последующим случаем обмануть себя становилось все труднее.
Ее мама превращалась в алкоголика.
Девушка не считала, что эти выводы поспешны. Казалось бы, один-два случая – к чему паниковать?.. Однако есть большая разница между людьми, пьющими в компании по праздникам, и людьми, напивающимися в одиночку без всякого повода. Второе даже в единственном случае – уже
Один раз в прошлом году, три или четыре – в этом…
А виноват во всем он!
Полина ощутила прилив ненависти к своему отчиму. Если бы не он, разве стала бы мама втайне от всех покупать спиртное, чтобы позднее – тоже тайком – напиться? Что хорошего принес он в их дом? Только пьяное бормотание, в обмен на исчезнувшие вещи.
Встав, девушка взяла в руки бутылку. Открутила крышку. Понюхала содержимое.
Говорят, коньяк пахнет клопами. Полина не могла бы это подтвердить. Запах дурацкого напитка, почему-то считаемого "благородным", она знала, а вот клопы ей сроду не попадались.
Она вылила остатки в раковину, ополоснула бутылку и спрятала ее в шкаф. Затем вернулась к себе, оделась и тихонько вышла из квартиры.
Желание поговорить с мамой пропало.
***
Еще одно душное утро превращалось в палящий полдень. У подъезда никого не было, и Полина хотела было устроиться на свободной скамейке, в тени зарослей винограда. Однако, заметив копошащуюся напротив распахнутого окна соседку, изменила свое решение. Ей не хотелось, чтобы кто-то мог за ней наблюдать.
Поэтому девушка поднялась в небольшой скверик, расположенный между ее домом и детским садом, и присела там прямо на траве, не заботясь о чистоте платья.
Она злилась. В первую очередь на отчима. На маму тоже: вместо того, чтобы найти себе приличного мужчину, та думает о безысходности и напивается. Нельзя же быть настолько пассивной – покорно принимать все, что приносит жизнь! Мало ли что этой самой жизни вздумается принести!
Немного позже мысли Полины вернулись к ночным страхам, однако это не утихомирило ярость. Скорее, наоборот.
– Еще и это! – произнесла девушка вслух так, словно выплюнула ругательство.
Какой-то человек, проходивший мимо, вопросительно покосился на нее. Полина заметила его взгляд, но проигнорировала. Лишь раздраженно подумала: ну вот, хотела побыть наедине!
– Значит, я хороша! – тихо заговорила она сама с собой позже, когда поблизости никого не оказалось. – Сужу других за то, что они боятся изменить свою жизнь, а сама испугалась черт знает чего! Какие-то каракули в тетрадке, какие-то металлические шарики! Что за чушь!
Сидеть на земле стало неудобно. Полина поднялась и стала расхаживать туда-сюда.
– Чушь! – продолжала она вполголоса, но выразительно. – Ерунда! Вот пойду сейчас туда и…
Когда она поняла, о чем говорит, и где находится это "туда", язык вдруг одеревенел, а в затылок повеяло холодом. Тем не менее, Полина упрямо закончила:
– …и заберу ее.
Под "ней" подразумевалась, конечно, тетрадка.
Высказав это вслух, Полина обнаружила, что испытывает двоякие чувства. С одной стороны, внутри нее кипела злость – на маму, на себя, на весь мир. С другой, вчерашние впечатления ожили, возвращая если не страх, то, во всяком случае, трепет перед неведомым.