Горячий декабрь
Шрифт:
– Так вот, офицеров в Семёновский полк набирали не абы как, а по протекциям, – продолжил рассказ Бенкендорф. – Все из благородных фамилий. В Семёновском полку числился император. Он был шефом первой роты, первого батальона. Эта рота всегда открывала парады. По возвращению из заграничного похода полком командовал Яков Алексеевич Потёмкин. Генерал-адъютант. Храбрейший человек. С полком прошёл всю войну. С гордостью носил Кульмский крест. Солдаты его, как отца родного почитали. Для них первое лицо в России – император, а второе – Потёмкин. С офицерами обращался, как с братьями. Возможно, из-за этого дисциплина в полку начала расшатываться. Да ещё Яков Алексеевич, по моему мнению, совершил большую глупость: разрешил торговать в полку вином.
– Вино недопустимо в армии? Простите, я не совсем понимаю службу, – извинился за вопрос Денгоф.
– Высочайший указ вышел в восемнадцатом году о том, дабы не допускать нижние армейские чины в питейные дома, – вновь пустился в объяснение Адлерберг. – Произошло
– Все так и было, – согласился Бенкендорф. – Потёмкин решил, уж пусть лучше в казармах пьют. Там, хоть, товарищи свои же на буянов управу найдут. А тут пришёл срок, и Потёмкин пошёл на повышение. Назначили его командовать первой пехотной дивизией. Каким бы не был храбрым генерал, однако в мирное время делами надо заниматься сугубо хозяйскими. Потёмкин не мог командовать дивизией, да ещё приглядывать за полком. Всеми делами ведал полковой казначей. Сами понимаете, из казначея какой командир? Ему за полковой кассой надо смотреть, да жалование выдавать. Вот с этого все и началось…. Как-то прибыл король Пруссии в гости к Императору. На новорождённого внука посмотреть. Вы же знаете, Александрина Фёдоровна приходится первой дочерью королю Вильгельму. По этому случаю устроили парад. А кто должен открывать парад? Да конечно гордость и краса русской армии – лейб-гвардия. Произошёл казус. Прямо перед царственными особами один из батальонов сбился с шага. Представляете? Скандал!
– Простите, не очень представляю, – пожал плечами Денгоф.
– Как вам объяснить? Строй – это главный показатель части. Как часть ходит строем, так она и воюет. Железная дисциплина делает солдат непобедимыми. А тут – на тебе. Ладно бы какой-нибудь армейский полк.… Но лейб-гвардия! В общем – позор! – рубанул ладонью воздух Бенкендорф.
– Но позвольте, я не совсем понимаю: солдаты сбились с ноги. Но они же могут вновь восстановить шаг.
– Могут. Могут, – задумчиво произнёс Бенкендорф. – Не в том дело. Солдаты не должны сбиваться с шага, ни при каких обстоятельствах. Ладно, на параде, но когда в строю, плечом к плечу идут в штыковую атаку, и вдруг собьются с ноги – все, строй развалился. А если надо срочно совершить манёвр или перестроиться, предположим, из колонны в каре, а у вас рота шагает кое-как – получится толпа баранов. Наскок кавалерии – и вы остались без роты.
– Ага, – неуверенно кивнул Денгоф.
– После того инцидента Потёмкин попросил отставить его от командования полком. Дивизионный генерал должен заниматься делами дивизии. По убедительной просьбе военного министра Аракчеева, на его место был назначен полковник Фёдор Ефимович Шварц. Ничего плохого про него сказать не могу. Боевой офицер. Проявил героизм на Бородинском поле, за что получил Владимира. Но у него был один, как сказать, недостаток или…, – Бенкендорф задумался, как лучше объяснить. В конце концов, рубанул ладонью воздух. – В общем, он был из захудалого рода. А как я вам раньше говорил, в Семёновский полк набирали офицеров из знатных фамилий или тех, кто кровью заслужил гвардейские эполеты. Шварц, при всех его заслугах, не подпадал под эти категории. Ну и сам Семёновский полк – особое братство, я бы даже сказал – рыцарский орден. Законы чести соблюдались неукоснительно. Табак не курили. Пили только изысканные вина – никакой водки! Сквернословить запрещалось вообще! Упаси боже, офицера заметят где-нибудь в Шустер-клубе, – сразу вон из полка. А тут какой-то Шварц. Армеут тупоголовый. Злые языки судачили, будто Шварц быстро взлетел по карьерной лестнице, когда попал служить в гренадерский полк графа Аракчеева. Приглянулся он министру. Но это все – сплетни. Все же, повторяю, по моему личному мнению, Шварц – блестящий офицер. Правда, надо отдать должное, они характерами схожи: что Аракчеев, что Шварц – цепные псы: грубые, неподкупные, требовательные, жестокие. Оба из нищих дворян, по-моему, даже оба из Новгородской губернии.
– И вот, представьте, в лейб-гвардии Семёновском полку батальонами командовали полковники и подполковники, все из знатных, родовитых семейств, а над ними ставят армейского полковника, какого-то там Шварца. Потёмкин на квартире командующего полка, по традиции, собирает офицеров, произносит прощальную речь, обещая навеки сохранить в сердце боевое семёновское братство. Офицеры плачут, сердечно с ним прощаются.… Но никто, заметьте, никто! из них даже не подошёл и не поздоровался со Шварцем… Его не замечают. Его презирают. Потёмкин, тоже, молодец – попрощался с офицерами, развернулся и ушёл, так и не представив нового командира.
А вы знаете, в среде офицеров большинство проблем или каких-либо недоразумений решается не перед фрунтом, а в простом общении, за бокалом шампанского, в тесном кругу или просто тет-а-тет.… Но Шварца не приглашали в офицерский клуб.
Я, кстати, также виноват в малой степени. Служил тогда начальником штаба гвардейского корпуса. Мне стали приходить жалобы о том, что Шварц несносен, постоянно истерит, хамит старшим чинам, срывается на младших чинах.
– У него никто не потребовал сатисфакции? – спросил Денгоф.
– Нет. Это же гвардейская часть, – удивлённо вздёрнул брови Адлерберг. – Начальников нельзя вызывать на дуэль. Эдак, вообще никакой дисциплины не будет. Нет, ну есть, конечно, способ. Надо выйти в отставку, при этом потеряв все чины и звания, а после – вызвать. Но, и то – не по чести. Не принято так. Уж очень серьёзное должно быть оскорбление.
– Я вызвал к себе полковника Шварца и побеседовал с ним, – продолжал Бенкендорф. – Но он мне стал жаловаться, что его приказы игнорируют, требуют только письменных распоряжений, а иной раз даже и тех не выполняют: присылают отписки с просьбой разъяснить в подробностях, что от них хотят. В общем, пескарь попал в омут к щукам. Но, его тоже можно понять. Аракчеев приказал ему навести порядок в полку, он и старался. Шварц тут же запретил торговлю вином. К тому же, новый командир полка был сторонник марсомании и военной балетомании.
– Что, простите? – не понял Денгоф.
– Муштры, – пояснил Адлерберг. – Шагистики.
– В то время в полку солдаты сбивались в артели. В свободное время от службы нанимались на подённые работы. Деньги собирали в общую кассу артели. Тратили на обмундирование, на котёл. Помогали тем, у кого семьи с детишками. Офицеры, по примеру солдат, стали организовывать свои артели. Правда, помимо общего стола, использовали деньги на буйные застолья. Иногда такие застолья заканчивались безобразиями, порой – дуэлями. Шварц решил это дело прикрыть. Приказом запретил офицерскую артель. Офицеры возмущались, но приказ – есть приказ. Далее Шварц придумал десятичные смотры. Выбирал каждый день по десять человек из какой-нибудь роты и приказывал прибыть к нему на квартиру. Лично осматривал мундиры. Не дай Бог пуговичка не так пришита, или ремешок не того цвета, – тут же следовало наказание. Да ещё маршировать заставлял по нескольку часов. Мне вновь поступили жалобы, что солдаты вынуждены покупать за свои деньги обмундирование. Полк потратил около десяти тысяч на всякие снурки, пуговички, этишкеты… Солдаты, занятые муштрой и смотрами не могли отлучаться на подёнщину. Дошло до того, что однажды на полковом утреннем смотре, когда Шварц проезжал верхом мимо фузилёрской роты, кто-то из солдат обозвал его дураком. Шварц потребовал проказника выйти из строя, но солдаты остались безмолвные. Тогда он слез с коня, прошёлся по шеренге, пристально вглядываясь в лицо каждого. Выдернул из строя солдата, по его мнению, выкрикнувшего оскорбление, и нахлестал его по щекам. В итоге ночью государева рота, первого батальона проявила неповиновение. Они выстроились в коридоре и отказались отходить ко сну. Отправили посыльного за командиром роты. Кашкаров Михаил Алексеевич тогда командовал. Но, вместо того, чтобы жёстко подавить бунт, Кашкаров начал с ними вести дебаты. И его можно понять: он с этими солдатами все войны прошёл, из одного котла ел; вместе под картечью стоял, да в штыковую кидался. Но дисциплина в гвардии – прежде всего. Солдата надо уважать, но не брататься с ним. А Кашкаров, ненавидя Шварца, принял сторону подчинённых. Так вот, Кашкаров пообещал доложить командиру батальона о жалобах солдат. Утихомирил их. Но утром командир батальона, решив, что в части была попытка поднять бунт, выстроил государеву роту и потребовал выдать заговорщиков. Рота не подчинилась приказу, да ещё самовольно вышла из квартиры на плац. Потребовала, чтобы их выслушало полковое начальство, иначе они подадут жалобу самому царю. Солдат долго уговаривали. Правда, младшие офицеры не очень старались. Вызвали бывшего командира полка Потемкина. И тот не смог на них повлиять. Тогда привели вооружённый Финляндский фельдъегерский полк, и первую роту сопроводили в Петропавловскую крепость. После того, как государеву роту бросили в казематы, на плац вышел первый батальон в полном составе. А за ними второй и третий батальоны. А потом началось твориться, черт знает что. До сих пор не выяснено, кто разгромил квартиру Шварца. Ходили слухи, что среди офицеров созрел план: ворваться к Шварцу и прикончить его. Я, конечно, в это не верю, но квартиру ему разнесли основательно: побили стекла, мебель поломали, перепугали прислугу…. Хорошо, полковника предупредил денщик. Шварц, скрылся в расположении Измайловского полка. Тоже, очень странное поведение боевого полковника. Он не из робкого десятка. К тому же Шварц хорошо владеет оружием. А в этот раз спрятался, словно заяц. Очень странно…
– А что требовали солдаты полка? – спросил Денгоф.
– Вернут государеву роту. Хорошо, что у них хватило ума не вскрывать оружейные комнаты. Уж не знаю, что бы тогда было. Семёновский полк в боевом порядке стоит пяти армейских полков. Пришлось генерал-губернатору, графу Милорадовичу прибыть на плац и вести переговоры. Позвали великого князя Михаила Павловича. Но и он не смог уговорить солдат. Генерал Потёмкин прибыл, генерал Васильчиков, я туда поспешил…
– А где в то время находился сам Император? – спросил Денгоф