Горячий лед
Шрифт:
Синицына все еще со страхом смотрела на Лену.
— Понимаете, — наконец выговорила Бирюкова. — Опасность вашему сыну грозит в любом случае, ведь он живет не по закону. А то, для чего ищу его я, вряд ли можно назвать опасностью, скорее, спасением. Дело в том, что я следователь и должна разобраться в одном деле, касающемся вашего сына.
— Кто вы? — прямо спросила Акулина Михайловна.
— Я — следователь Генеральной прокуратуры.
Синицына побледнела и уронила голову на руки.
Сначала Лена подумала, что она плачет. Но
— Я так и знала. Я предполагала, что этим все и закончится. В чем он обвиняется?
— Он не обвиняется, он только подозревается.
— Хорошо. В чем?
Лена знала, что слово «убийство» произносить нельзя. Оно само может убить. Для матери это очень сильный удар. И Лена ответила:
— В мошенничестве.
— Если он виновен, он должен понести наказание, — после паузы ответила она. — Но вы должны во всем разобраться. Хорошо разобраться, вы слышите?!
Лена кивнула.
— Я вам сейчас дам адрес. Но вы обещайте, что во всем сами очень хорошо разберетесь!
Лене было больно смотреть на это, и она сказала:
— Вы вправе предупредить сына. Я пойму.
Но женщина отрицательно покачала головой и только повторила:
— Обещайте, что хорошо во всем разберетесь.
Лена пообещала. А что ей еще оставалось делать?
К тому же и безо всяких обещаний, она и так собиралась «хорошо разобраться во всем этом».
11
«Надо было сказать, в чем я подозреваю ее сына… — думала Лена. — Зачем я сказала про мошенничество? Убийство — это куда серьезней мошенничества. Но тогда она могла вообще ничего о нем не сказать… Да, собственно, и правильно сделала бы. Она же все-таки Мать… Уж не я ли сама говорила ей, что она имеет право предупредить сына. Но я — следователь, и моя работа выяснить все. Вот я и выясняю».
Думая так, Лена шла по направлению к дому, где жила синицынская зазноба.
«Так, а этой-то что говорить? Кто я на сей раз? Близкий друг, любовница? Или прямо сказать, что я — следователь Генпрокуратуры? Боже мой, ну и морока! Скоро раздвоение личности начнется! Что ей говорить-то? Она, поди, не мать, про своего милого больше знает. Может, ей даже известно, что это именно он грохнул Колодного… Другом не представишься, она наверняка всех его друзей знает. Если скажу сразу, что я следователь, наверняка ничего не расскажет, не выдаст. Может, сказать, что я его как свидетеля разыскиваю? Тоже вообще-то смешно. Синицын — свидетель! Эх, чего врать-то? Со следователем она обязана поговорить. Скажет, так скажет. А нет… Ну, на нет и суда нет. В конце концов, элементарные законы и ей известны. Это, конечно, не допрос. Это скорее некое испытание морально-этического характера. И для меня, кстати, тоже. Только вот что-то мне подсказывает, что у Синицыной я его не на «ура» прошла».
Шестнадцатиэтажный дом, где жила Лена Арбузова, сожительница Синицына, великаном возвышался над девятиэтажками, а рядом находились три его брата-близнеца.
Был вечер. Солнце потускнело, но все еще играло на верхушках редких тополей. Небо было красивого глубокого цвета. Лену одолевала мягкая меланхолия. Ей не хотелось идти к Арбузовой, задавать какие-то там вопросы, выслушивать ответы. Но, подойдя к двери подъезда, Лена все-таки отворила дверь подъезда со сломанным домофоном, потом вошла в лифт, нажала на десятый этаж и вскоре уже стояла перед квартирой Арбузовой. Эту квартиру, судя по словам Акулины Михайловны, бывшая школьная красавица вместе с Синицыным снимает уже третий год.
Звонок прозвучал резко и неприятно. После него воцарилась напряженная тишина. Потом за дверью раздался усталый женский голос:
— Кто там?
— Генеральная прокуратура… — Лена вздохнула.
Уж очень как-то зловеще для простого человека звучат такие слова, отметила про себя Лена. Некоторое время стояло недоуменное, а то и испуганное молчание. Потом дверь открылась, но не нараспашку. В проеме появилось достаточно спокойное лицо тридцатилетней женщины. Приятное такое лицо с большими глубокими глазами, с утонченными чертами.
— Чем могу быть полезна? — холодно спросила она.
— Елена Арбузова?
Та кивнула.
— Следователь Бирюкова, — представилась Лена.
— По какому вопросу?
— Я хотела бы поговорить с вами о Валерии Синицыне. Вы ведь не станете отрицать, что близко с ним знакомы?
— Нет, не стану, — спокойно ответила Арбузова.
Лена немного замялась, но потом в мыслях ее появилась прежняя уверенность, и она сказала:
— Елена, это вовсе не допрос. Это обыкновенный разговор…
— Обыкновенный? Навряд ли, — перебила ее та. — Когда человек представляется следователем, обыкновенного разговора от него ждать не приходится.
— Да, это так. Я хотела задать вам несколько вопросов о Синицыне. Но говорю вам откровенно, это не допрос, поэтому вы вправе сейчас просто закрыть дверь перед моим носом.
К ее удивлению, Арбузова так не поступила. Она открыла шире дверь, молча приглашая гостью войти. Бирюкова вошла в прихожую.
— Я, конечно, вправе закрыть дверь перед вами, но это не значит, что вы не позвоните мне в дверь еще раз… уже с каким-нибудь ордером, ведь так? — Арбузова пожала плечами.
Лена прошла за ней в гостиную. Это была достаточно просторная комната. Из мебели все самое необходимое, никаких излишеств: диван, два кресла, небольшой столик и шкаф. Они сели за столик. Арбузова достала пепельницу, сигареты, нервно закурила.
— Чай? — предложила она.
— Нет, спасибо. Если вы не возражаете, я тоже закурю…
— Конечно, курите.
— Елена… — Бирюкова вопросительно посмотрела на Арбузову.
— Можно просто Лена.
— Хорошо, Лена. Мы, кстати, с вами тезки. Вы давно встречаетесь с Синицыным?