Горячий пепел. Документальная повесть. Репортажи и очерки
Шрифт:
"Нам нельзя больше жить не по средствам. Каждый должен пойти на жертвы, чтобы помочь стране в небывало трудные времена. Требуется самоограничение во всем, готовность смириться и со снижением личных доходов и с усечением государственных затрат на общественные нужды. Иначе стране не выбраться из долгов, и ей грозит банкротство…"
Об этом говорят, поднимаясь с зеленых кожаных скамей, члены палаты общин. На эту тему вещают маститые комментаторы с телевизионных экранов, ее изо дня в день раскручивают ротационные машины на улице газетных редакций Флит-стрит. Такое впечатление, будто вновь восстали из могил воинствующие
Как далека, однако, от подобных проповедей изысканная атмосфера Эскота!
"Фунты стерлингов в наше время стали так терять в весе, что от них надо поскорее избавляться. И я не знаю более приятного способа делать это, чем тратить их здесь…" — ходит из уст в уста изящный каламбур одного из завсегдатаев королевских скачек.
Пока обладатели серых цилиндров делают ставки и освежаются шампанским, а их дамы состязаются изысканностью туалетов и поглощают клубнику со сливками, члены правительства втолковывают трудящимся, что каждый, кому дороги судьбы отечества, должен стиснуть зубы и затянуть ремни; что только засучив рукава и не позволяя себе тратить ни часа рабочего времени на забастовки, можно рассосать армию безработных.
Можно добавить, что пока продолжаются королевские скачки, в Англии находится без работы наверняка больше людей, чем значится по официальной статистике. Ведь целую неделю, состоящую из обычных рабочих дней, возле ипподрома регулярно вырастает лес "роллс-ройсов" с подлеском из "ягуаров" и "бентли". Обладатели их хоть и не трудятся, тем не менее не регистрируют своих имен на бирже труда.
Забота о завтрашнем дне отнюдь не омрачает и лица их отпрысков из колледжей Оксфорда и Кембриджа. Получив свои дипломы, они могут спокойно ехать стрелять куропаток в Шотландию, ибо их имена не числятся среди четверти миллиона выпускников учебных заведений, которым грозит прямо со школьной или студенческой скамьи перейти в хвост длиннейшей очереди за пособием по безработице.
Таков еще один парадокс современной английской действительности. Школе требуются тысячи учителей, чтобы довести до нормы чересчур переполненные классы. Выпускникам педагогических вузов требуется работа. Но лишь один из четырех имеет шансы начать трудовую жизнь на избранном им благородном поприще. Причина — в стране нет денег, чтобы платить им. Из-за урезывания ассигнований на социальные нужды, в том числе на народное образование, школы вынуждены сокращать преподавательский состав, хотя существует реальная нужда в его расширении.
Не забуду этих юношей и девушек, когда они, перед тем как пройти в колоннах демонстрантов к парламенту, собирались на лужайке Гайд-парка. В толпе не стихал смех, слышались шутки и было больше непринужденной жизнерадостности, чем на чинных лицах дебютанток в "королевской ограде" Эскота.
Но это не умаляло трагедии, которую капиталистическая действительность уготовила пылким и чистым молодым душам. В чем же состоит для этих безработных учителей "свобода выбора" или "равенство возможностей", которые, по догмам проповедников капитализма, делают людей свободными и равными? В том, что, оказавшись без работы, они митинговали в Гайд-парке, вместо того чтобы любоваться скачками в Эскоте?
Лидер британских консерваторов, первая
А раз так, то сливки Эскота отнюдь не должны выглядеть парадоксом на фоне призывов затянуть ремни, как и десятки тысяч бутылок шампанского, выпитого за приятно проведенные рабочие дни, — на фоне десятков тысяч обреченных на безработицу молодых учителей.
Социальный фильтр
— Битва при Ватерлоо была выиграна на спортивных площадках Итона…
Англичане любят повторять эту фразу, сказанную когда-то герцогом Веллингтонским. Наиболее чтимый своими соотечественниками полководец подчеркнул в ней роль закрытых частных школ в формировании элиты общества. Самыми привилегированными из подобных заведений считаются так называемые "публичные школы". Уже само это название сбивает с толку своей парадоксальностью. Если "публичный дом" означает в Англии просто-напросто пивную, то "публичная школа" — это не что иное, как частная школа.
Ныне в Британии насчитывается 260 "публичных школ". Среди 38 тысяч остальных это вроде бы капля в море. Обучается в них лишь около 4 процентов общего числа школьников. И все же влияние "публичных школ" Итона и Харроу, Винчестера и Регби не только на систему образования, но и на общественно-политическую жизнь страны чрезвычайно велико. Именно там, словно между могучими валками блюминга, подвергаются предварительной обкатке характеры воспитанников, прежде чем попасть для окончательной шлифовки на "фабрики джентльменов" — в Оксфорд и Кембридж.
В своем нынешнем виде "публичные школы" сложились после реформ, осуществленных Томасом Арнольдом полтора столетия назад. Как военная, так и гражданская служба в заморских владениях нуждалась тогда в людях, которые, кроме традиционного классического образования, были бы наделены определенными чертами характера.
Если в средневековых школах основами воспитания считались латынь и розга, то Томас Арнольд, во-первых, добавил сюда третий рычаг — спорт; а во-вторых, вложил розгу в руки старшеклассников. Введенная им система внутренней субординации среди воспитанников наделила старшеклассников значительной властью над новичками. Именно через систему старшинства "публичная школа" преподает новичку самый первый и самый суровый урок: умение подчиняться с тем, чтобы впоследствии научиться повелевать.
Вместо индивидуальных видов спорта, таких, как гимнастика или легкая атлетика, в "публичных школах" доминируют спортивные игры, то есть состязания соперничающих команд. Считается, что именно такое соперничество приучает подростков объединять усилия ради общей цели, подчинять интересы личности интересам группы; способствует формированию командного духа, умению повиноваться дисциплине и умению руководить.
У англичан есть понятие: "старый школьный галстук", с которым они привыкли связывать другое распространенное словосочетание: "сеть старых друзей". По лондонским понятиям, галстук "публичной школы" позволяет судить не только об образованности человека, но и о круге его знакомств — словом, служит бесспорным свидетельством принадлежности к избранной касте.