Горящая земля
Шрифт:
— Он становится все богаче, — сказал я, имея в виду своего дядю. — Почему бы тебе не разорить его земли?
— Мы так и поступим, когда нам станет скучно, — ответил Рагнар. — А потом он разорит наши земли.
— Почему бы тебе просто не захватить его владения? И не заморить его голодом в крепости?
— Люди уже пытались такое проделать. Он или сражается, или платит им за то, чтобы они ушли.
Мой дядя, называвший себя Эльфриком из Берникии, по слухам, держал в своей крепости отряд в сотню с лишним человек и мог собрать в четыре раза больше в деревнях, рассыпанных по его королевству. Это и впрямь было маленьким королевством. На севере оно граничило с рекой Туид, за которой лежала земля скоттов, вечно
Рагнар правил к югу от реки.
— Иногда мы совершаем набеги на земли твоего дяди, — сказал он, — но, если мы угоняем двадцать коров, он приходит и забирает двадцать наших. А когда скотты начинают бузить?
Он пожал плечами, не закончив своей мысли.
— Скотты всегда бузят, — сказал я.
— Его воины в таких случаях бывают полезны, — признался Рагнар.
Итак, Эльфрик из Берникии мог быть хорошим соседом, помогавшим датчанам отражать набеги скоттов и наказывать их, а взамен просил лишь одного — чтобы его оставили в покое.
Так Беббанбург и выжил как христианский анклав в стране датчан.
Эльфрик был младшим братом моего отца; он всегда был умником в нашей семье. Если бы не моя огромная ненависть к нему, я мог бы им восхищаться. Он хорошо понимал одно — его выживание зависит от грандиозной крепости, где я родился и о которой всю жизнь думал как о доме.
Когда-то в Беббанбурге жили правители настоящего королевства. Мои предки были королями Берникии, они правили даже теми землями, которые скотты надменно называют своими, и теми, что лежат к югу от Эофервика. Но Берникию поглотила Нортумбрия, а Нортумбрия пала перед датчанами. Однако старая крепость все еще стояла, и вокруг нее были остатки того древнего английского королевства.
— Ты встречался с Эльфриком? — спросил я Рагнара.
— Много раз.
— И ты не убил его ради меня?
— Мы встречались во время перемирия.
— Расскажи о нем.
— Старый, седой, коварный, осторожный.
— Его сыновья?
— Молодые, осторожные, коварные, бдительные.
— Я слышал, Эльфрик болен.
Рагнар пожал плечами.
— Ему скоро пятьдесят; какой человек, проживший так долго, не болен? Но он поправляется.
Старшего сына моего дяди звали Утред. Это имя было оскорблением. Поколение за поколением старшего сына в нашей семье называли Утредом, и, если наследник умирал, как случилось с моим старшим братом, тогда следующему сыну давали это имя. Мой дядя, назвав своего старшего мальчишку Утредом, заявлял, что его потомки будут править Беббанбургом и что их самый большой враг не датчане, даже не скотты, а я.
Эльфрик пытался убить меня, и, покуда он жив, он будет продолжать пытаться. Он предложил награду за мою голову, но меня трудно убить, и уже многие годы ни один воин не делал таких попыток.
А теперь я ехал к нему. Моя лошадь, которую я одолжил у Рагнара, ступала, высоко поднимая ноги, по грязной коровьей тропе, что вела с холма. Я чуял запах моря, и, хотя волн еще не было видно, небо на востоке казалось пустым, каким оно бывает над водой.
— Он знает, что мы идем? — спросил я Рагнара.
— Знает. Он никогда не перестает наблюдать.
Конники, наверное, понеслись к Беббанбургу и рассказали, что датчане переваливают через холмы. Даже сейчас я знал — за нами наблюдают.
Мой дядя не осознавал, что среди всадников нахожусь я. Его часовые, должно быть, доложили о знамени Рагнара с орлиными крыльями, но я не распустил по ветру свой флаг. Пока не распустил.
У нас имелись собственные разведчики, они ехали впереди, справа и слева.
Столько лет это было моей привычной жизнью. Всякий раз, когда беспокойные датчане из Восточной Англии думали, что пора умыкнуть пару овец или увести корову с пастбищ близ Лундена, мы отправлялись в ответную вылазку. Но здесь была совсем другая страна. Рядом с Лунденом земля была плоской, а тут небольшие холмы многое скрывали из виду, поэтому наши разведчики держались неподалеку от нас. Они не видели ничего тревожного и, в конце концов, остановились на лесистом перевале, где мы присоединились к ним.
А внизу был мой дом.
Крепость была огромна. Она лежала между нами и морем на громадной скале; ее связывала с землей тонкая полоска песчаной земли. К северу и к югу тянулись высокие дюны, но крепость разрывала берег, и ее утес нависал над широкой мелкой заводью, где было пришвартовано несколько рыбацких лодок.
Я увидел, что деревня стала больше, но больше стала и крепость. В пору моего детства человек мог пересечь песчаную косу и добраться до деревянного палисада с большими воротами, увенчанными бойцовой площадкой. Тот вход, Низкие Ворота, все еще существовал, и если бы враг прорвался через эту арку, ему все равно пришлось бы еще взбираться ко вторым воротам во втором деревянном палисаде, построенном на самой скале. Но второй палисад полностью снесли, и вместо него стояла высокая каменная стена без ворот. Итак, старый главный вход, Высокие Ворота, исчез, и атакующие, если бы им удалось пробить брешь во внешнем палисаде, были бы вынуждены взбираться на эту новую каменную стену, чтобы добраться до кузницы и конюшен.
Стена была толстой, высокой, с собственной бойцовой площадкой, поэтому стрелы, копья, кипяток, камни и все остальное, что смогли бы найти защитники, обрушилось бы на нападающий отряд.
Старые ворота находились у южного конца крепости, но мой дядя проложил тропу вдоль берега у прибрежной стороны Беббанбурга, и теперь посетителю приходилось идти по тропе к новым воротам у северного конца крепости. Тропа начиналась у внешнего входа, поэтому, чтобы до нее добраться, надо было преодолеть старую стену и Низкие Ворота. Потом атакующим пришлось бы идти по новой тропе под обращенными к морю укреплениями Беббанбурга — под летящими в них стрелами, копьями, камнями — и каким-то образом пробиться через новые ворота, тоже защищенные каменным бастионом. Но даже если бы атакующие сумели преодолеть новые ворота, их ждала бы вторая стена, а на ней — новые защитники. Следовало взять эти внутренние укрепления, прежде чем ворваться в сердце Беббанбурга — туда, где скалу венчали два дома и церковь.
Над крышами дома вились струйки дыма.
Я тихо выругался.
— О чем ты думаешь? — спросил Рагнар.
Я думал о том, что Беббанбург неприступен, однако ответил:
— Я гадаю — где сейчас Смока.
— Смока?
— Лучший конь, который когда-либо у меня был.
Рагнар засмеялся и кивнул на крепость.
— Крепкая, верно?
— Причалить корабли у северного конца, — предложил я.
Если корабли подойдут к берегу со стороны новых ворот, атакующим не придется пробиваться через Низкие Ворота.
— Там узкий берег, — предупредил Рагнар, хотя я, вероятно, знал воды вокруг Беббанбурга лучше, чем он. — И ты не сможешь ввести корабли в гавань, — добавил он, показав туда, где были пришвартованы рыбачьи лодки. — Маленькие суденышки — да, но что-нибудь больше ванны? Может, на высшей точке весеннего прилива, но только на час. И этот фарватер — мерзость, когда бушуют прилив и ветер. Там такие волны… Тебе повезет, если ты доберешься до цели невредимым.
И даже если бы я сумел высадить дюжину команд недалеко от новых ворот, что помешало бы защитникам крепости послать отряд по новой тропе, чтобы поймать нападающих в ловушку? Но это произошло бы только в том случае, если бы моего дядю предупредили об атаке и он смог бы собрать достаточно людей, чтобы выделить силы для контратаки.