Горящая земля
Шрифт:
«Итак, — подумал я, — остается только внезапная атака».
Но такая атака будет нелегким делом. Часовые увидят приближающиеся корабли и призовут гарнизон к оружию. Тогда командам придется выбираться на берег в прибое, потом перенести лестницы и оружие через сотни каменистых мест туда, где путь им преградит новая стена. Из-за всего этого едва ли удастся застать защитников врасплох, и у них будет много времени, чтобы собраться у новых ворот.
Значит, две атаки? Это означало начать осаду по всем правилам, задействовав три из четырех сотен людей, чтобы перекрыть полоску земли, ведущую к Низким Воротам. Тогда
— Это должно быть сделано, — тихо проговорил я.
— Никто никогда не брал Беббанбург, — сказал Рагнар.
— Ида взял.
— Ида?
— Один из моих предков. Ида Несущий Огонь. Один из первых саксов в Британии.
— Какую же крепость он взял?
Я пожал плечами.
— Наверное, маленькую.
— Может, тогда это было всего-навсего колючей изгородью под охраной полуголых дикарей, — сказал Рагнар. — Лучший способ взять это место — заморить ублюдков голодом.
Такое было возможно. Маленькая армия могла перекрывать все пути к Беббанбургу с суши, а корабли могли патрулировать воды, чтобы никакие припасы не попали к моему дяде; но плохая погода прогнала бы корабли прочь, дав местным маленьким суденышкам возможность добраться до крепости. Ушло бы по меньшей мере шесть месяцев, чтобы голодом вынудить Беббанбург сдаться. Шесть месяцев пришлось бы кормить мою армию и уговаривать беспокойных датчан остаться и сражаться.
Я глядел на острова Фарн, где море обшивало камни белой пеной.
Гита, моя мачеха, обычно рассказывала мне истории о том, как Святой Кутберт проповедовал тюленям и тупикам на этих скалах. Он жил на острове отшельником, питался моллюсками и листьями папоротника, чесался от вшей — и поэтому острова были священными для христиан, но от островов этих было мало пользы. Я не мог спрятать там осаждающий флот, потому что среди россыпи островков не было никакого укрытия. То же относилось и к Линдисфарене, лежащей северней; этот остров был намного больше. Я видел остатки тамошнего монастыря, но Линдисфарена не имела приличной гавани.
Я все еще пристально смотрел на Линдисфарену, вспоминая, как Рагнар Старший перерезал там монахов. Я был тогда ребенком. И в тот же самый день Рагнар Старший позволил мне прикончить Веланда, человека, подосланного моим дядей, чтобы убить меня. Я рубил его мечом, резал и полосовал, и он истек кровью, корчась в муках. Я глядел на остров, вспоминая смерть врагов, когда Рагнар прикоснулся к моему локтю.
— Им стало любопытно, кто мы.
От Низких Ворот ехали всадники.
Я сосчитал их — их было около семидесяти. Значит, мой дядя не искал боя. Человек с отрядом в сотню воинов не хочет потерять десять человек в какой-нибудь бессмысленной стычке, поэтому он выслал к нам столько людей, чтобы удержать обе стороны от нападения.
Я наблюдал, как всадники поднимаются на холм, направляясь к нам. Они были в кольчугах и шлемах, со щитами и при оружии, но остановились в доброй сотне шагов от нас. Только трое продолжали двигаться нам навстречу, хотя, прежде чем оставить своих товарищей, демонстративно сложили мечи и щиты. Они ехали без знамени.
— Они хотят поговорить, — сказал Рагнар.
— Это мой дядя?
— Да.
Трое людей сдержали лошадей на полпути между двумя вооруженными отрядами.
— Я мог бы убить ублюдка прямо сейчас, — сказал я.
— И все унаследует его сын, — сказал Рагнар. — И все узнают, что ты убил безоружного человека, который предложил перемирие.
— Ублюдок, — обозвал я Эльфрика.
Я отстегнул два своих меча и швырнул их Финану, потом погнал вперед одолженную лошадь. Рагнар поехал со мной. Я почти надеялся, что моего дядю сопровождают два его сына. Если так, я, может, не выдержу искушения и попытаюсь убить всех троих. Но компаньонами Эльфрика оказались два суровых с виду воина — без сомнения, его лучшие люди.
Все трое ждали недалеко от гниющей туши овцы. Я решил, что ее убил волк, которого потом прогнали собаки, так что туша осталась лежать здесь; в ней кишели черви, ее клевали вороны, над ней жужжали мухи.
Ветер нес всю вонь к нам — наверное, потому Эльфрик и решил остановиться именно здесь.
У моего дяди была утонченная внешность. Он был стройным, с узким лицом, ястребиным носом и темными настороженными глазами. Его волосы — хотя их почти не было видно под краем шлема — побелели. Он спокойно наблюдал за мной, не выказывая страха, когда я остановился неподалеку.
— Я так понимаю, ты Утред? — спросил он.
— Утред Беббанбургский, — ответил я.
— Тогда я должен тебя поздравить.
— С чем?
— С твоей победой над Харальдом. Весть об этом вызвала большую радость у добрых христиан.
— Поэтому ты не веселился? — парировал я.
— Ярл Рагнар, — Эльфрик не обратил внимания на мое мелкое оскорбление и серьезно кивнул моему спутнику. — Твой визит делает мне честь, господин, но тебе следовало бы предупредить о своем появлении. Я бы задал тебе пир.
— Мы просто тренировали лошадей, — жизнерадостно ответил Рагнар.
— Здесь далеко от твоего дома, — заметил Эльфрик.
— Но не от моего.
Темные глаза уставились на меня из-под нависших век.
— Тебя всегда радушно примут здесь, Утред, — сказал дядя. — В любое время, когда пожелаешь явиться домой, просто приходи. Поверь, я буду рад тебя видеть.
— Я приду, — пообещал я.
Мгновение длилось молчание. Моя лошадь топнула облепленной грязью ногой.
За нами наблюдали две шеренги воинов в кольчугах. Я слышал лишь, как чайки кричат на далеком берегу. То были звуки моего детства, никогда не смолкающие, как море.
— Ребенком ты был непослушным, упрямым и глупым, — нарушил неловкое молчание дядя. — Похоже, ты не изменился.
— Спроси об этом Альфреда Уэссекского, — ответил я. — Сейчас он не был бы королем без моей упрямой глупости.
— Альфред знал, как тебя использовать, — заметил дядя. — Ты был его псом. Он кормил тебя и сдерживал. Но ты, как дурак, сорвался с его цепи. Кто будет кормить тебя теперь?
— Я буду, — весело сказал Рагнар.
— Но у тебя, господин, — уважительно проговорил Эльфрик, — недостаточно людей, чтобы наблюдать, как они умирают у моих стен. Утреду придется найти собственных людей.