Горящая земля
Шрифт:
Люди стояли на деревянных укреплениях и смотрели на нас. Над ними, на древке, поднятом над обращенным к морю фронтоном крыши господского дома, развевался мой фамильный флаг с волчьей головой. И я приказал, чтобы такой же флаг был поднят на мачте, хотя вряд ли ветер дул достаточно сильно, чтобы развернуть его.
— Я даю им знать, что я жив, — сказал я Скади, — и что пока я жив, они должны бояться.
А потом судьба вложила в мою голову одну мысль, и я понял, что никогда не отобью Беббанбург, никогда не поднимусь на скалу и не вскарабкаюсь на стены,
Такая перспектива пугала меня, но судьбы не миновать.
Пряхи наблюдали за мной, выжидая, нацелив свои иглы, и до тех пор, пока я не выполню их приказ, мне не видать удачи.
Я должен был пробежать по веслам.
— Держите весла ровно! — приказал я двадцати гребцам того борта, что был обращен к берегу. — Держите их ровно и крепко!
— Господин, — предупреждающе проговорила Скади, но я увидел и в ее глазах возбуждение.
Я был в полных доспехах, чтобы показаться перед людьми моего дяди в Беббанбурге полководцем, повелителем войны — а теперь они, возможно, будут наблюдать, как я умру, ведь достаточно один раз поскользнуться на длинном весле, и я окажусь на морском дне, утянутый под воду тяжестью кольчуги. Но во мне жило слишком сильное убеждение — чтобы получить все, мужчина должен всем рискнуть.
Я вытащил Вздох Змея, поднял его высоко вверх, чтобы гарнизон крепости увидел, как солнце блестит на длинном клинке, а потом шагнул с борта корабля вниз.
Секрет хождения по веслам заключается в том, чтобы делать это быстро, но не настолько быстро, чтобы это казалось паническим бегом. Нужно было сделать двадцать шагов, выпрямив спину, чтобы казалось, что это легко. Я помню, как перекатывался корабль и как во мне дергался страх, как каждое весло опускалось под моей ногой. Однако я сделал эти двадцать шагов и, спрыгнув с последнего весла, взобрался на корму, где Скади помогла мне выпрямиться, а мои люди разразились одобрительными криками.
— Ты проклятый дурак, господин, — любящим голосом сказал Финан.
— Я иду! — прокричал я в сторону крепости, но сомневался, что мои слова туда долетели.
Волны разбивались в белую пену и откатывались от берега. Скалы над берегом выбелил иней. То была серо-белая крепость. То был мой дом.
— Когда-нибудь, — сказал я своей команде, — мы все будем здесь жить.
Потом мы повернули корабль, снова подняли парус и пошли на юг.
Я наблюдал за укреплениями, пока они не исчезли.
В тот же самый день мы скользнули в устье реки, которую я так хорошо знал. Я снял с носа голову волка, потому что то была дружественная земля, и увидел маяк на холме, разрушенный монастырь и берег, где меня спас красный корабль. А потом, на высшей точке прилива, вывел «Сеолфервулфа» на гальку, туда, где уже были вытащены на берег больше тридцати кораблей. Всех их охраняла маленькая крепость рядом с разрушенным монастырем на холме.
Я выпрыгнул на берег, потопал по гальке и стал наблюдать за всадниками, которые ехали к нам от крепости. Они явились, чтобы узнать, по какому делу мы прибыли, и один из них опустил копье, направив его на меня.
— Кто ты? — вопросил он.
— Утред Беббанбургский.
Наконечник копья склонился, а всадник улыбнулся.
— Нам приказали ждать тебя раньше, господин.
— Был туман.
— Добро пожаловать, господин. Все, что тебе нужно — твое. Все, что угодно!
И там были тепло, еда, эль, гостеприимство, а на следующее утро — лошади для Финана, Скади и меня. И мы поехали на юг. Ехать было недалеко, и команда отправилась со мной. Запряженная быком повозка везла сундук с сокровищами, нашими доспехами и оружием.
«Сеолфервулф» остался в безопасности на реке, под охраной тамошнего гарнизона, а мы двинулись к крепости, где, как я знал, нас радушно примут. Повелитель этой великой крепости выехал верхом, чтобы приветствовать нас.
Он что-то бессвязно ревел, кричал и смеялся; мы спрыгнули с лошадей и, встретившись на тропе, обнялись.
Рагнар. Ярл Рагнар, мой друг и брат. Рагнар из Дунхолма, датчанин и викинг, повелитель севера — и он обнял меня, а потом ударил кулаком в плечо.
— Ты выглядишь старше, — сказал он. — Старше и куда пошарпанней.
— Значит, я стал больше походить на тебя, — ответил я.
Он засмеялся, услышав это, шагнул назад — и я увидел, как вырос его живот за те годы, что мы не виделись. Он не был толстым, но казался счастливым, как никогда.
— Всем вам — добро пожаловать! — проревел он моей команде. — Почему не прибыли раньше?
— Нас задержал туман, — объяснил я.
— Я думал, может, ты погиб, — сказал Рагнар. — Но потом мне пришло в голову, что боги еще не жаждут оказаться в твоей жалкой компании.
Он помедлил, внезапно вспомнив, и лицо его затвердело. Рагнар нахмурился и не смог больше смотреть мне в глаза.
— Я плакал, когда услышал о Гизеле.
— Спасибо.
Он резко кивнул, потом обхватил меня за плечи и пошел рядом. Его правая рука, заброшенная мне на шею, была искалечена в битве при Этандуне, где Альфред уничтожил великую армию Гутреда. В тот день я сражался за Альфреда, а Рагнар, мой ближайший друг, сражался за Гутрума.
Рагнар так походил на своего отца — с широким благородным лицом, блестящими глазами, как никто другой скорый на улыбку. Он был светловолос, и нас часто принимали за братьев. Его отец обращался со мной как с сыном, и если у меня и был брат, то им был Рагнар.
— Ты слышал, что случилось в Мерсии? — спросил он.
— Нет.
— Войска Альфреда атаковали Харальда.
— На Торнее?
— А, где бы он там ни был. Я слышал только, что Харальд не встает, его люди голодают, они в ловушке, их мало, поэтому мерсийцы и восточные саксы решили с ними покончить.
— Итак, Харальд — покойник?
— Конечно, нет! — весело ответил Рагнар. — Харальд — датчанин. Он отобьется от ублюдков, заставит их бежать. — Он засмеялся. — Я слышал, Альфред несчастливый человек.