Горюшко от умишка
Шрифт:
– Ай ба, гликось, страсти… Околотошник не указ?
– Кой указ, коли в назём да харей напоказ?
– Благоволения ждать терь не от кого! – вступил купец, – Без купечества власть не станется, тут твоя правда, Фаина, а за финансы примутся – кого щипать во-первыя начнут?
– У кого скоплены финансы оныя, тот и щипан будет?
– Вот! Акции, участия в торгах и прочий актив убережём судебными тяжбами, а зримо имущество да побрякушки всяки, али барахло неоценённое – не осилим…
– Чай не грабить придут? –
– Исключать нельзя, маменька…
– Придут! – подтвердил купец, – Право слово – придут! Ощиплют донага и по миру с сумою пустят…
– Ай ба, страсти-те эки?! – запричитала купчиха.
Купец прильнул к столу и сощерился исподлобья:
– Вот и умишкаю впотай, што трудом великим да потом с кровью нажито схоронить от прещения…
– Не разумею штой-та, благоверный мой: в городу страшишься, што пограбить придут, а в поместье караваем за милу душу пожалуют? – задалась вопросом жена.
– В городу всё имущество на виду, в поместье жа земель не оймёшь и рощица своя! – щерится купец, – Коли не в дому, так поимеем прыть, где сундучок стаить?
– Богатеешь умишком, Матвеюшка! – похвалила жена.
– Не без оного, Фаина, да не хватить бы горя-горюшка от умишка! – безнадёжно помотал бородой купец и обратился к сыну: – Кирила, чай исполнил ли ты отцово поручение от второго дня? Кой представишь результат?
– Ксель полной ясности нет, отец, – сын подлил наливки из графинчика и кивнул пополнить лафитник отца.
– Подлей… Экие жа-сь принял сложности?
– По наказу твоему обошёл механические мастерские, по давнишней памяти к цеховикам Жердёвым обратился, и Авдей Семёныч отсоветовал…
– Семён Жердёв крепок был задним словом, – отставил лафитник отец, – А воспитанием сына пустительствовал… Яво Авдей золости в себе выявил, и с тою обрекается ядрицей, што без маслица во саму задницу… Жди бед откеля мысли нет!
– Дюже вздорен ты теперича, Матвей Иваныч, охолонись чутка! – укорила жена.
Кирилл, попуская хульные слова отца, достал из карманчика жилетки золотые часы на цепочке, сверил время:
– Авдей Семёныч присоветовал столярных дел мастера… Нашёл сего, пригласил к частному разговору с тобой… Ударили по рукам, должён бы ужо подойти к условленному…
– Туська, чай где ты здеся? – вскрикнула купчиха.
В боковую дверь влетела молодая миловидная помощница по хозяйским делам. Скорая на руку, непоседливая и словоохотливая девка из сенной прислуги Туся.
– Здеся! Здеся я, матушка Фаина Михаллна…
– Никто к нам посейчас не напрашивал? – с ноткой беспокойства в голосе, спросила купчиха.
– Не, матушка… не слыхивала…
– Ну и не убудет! – подуспокоилась купчиха, – Подавай копочёнку, отопрелась чай ужо?!
***
Авдей и Фикса вышли с рынка, сели в ожидавшую карету.
– Люлька-те гожа! Хозяйствуешь али ямная халабуда? – рассевшись и примеряясь к сидушке, оценил Фикса. Авдей постучал тростью по передней стенке, веля извозчику трогать.
– Своя… Скажи-ка, затыря, в одиночку ротозея щиплешь, али шайка-лейка на подхвате пасётся?
– Могу щипнуть, могу рвануть, а к делу стоящему и шпану кликнуть надрыва не возымею? – ответил уголовник.
– На пятом проезде у Сенной мастерские мои – ведаешь?
***
Едва захлопнулась боковая дверь, скрипнули створы двустворчатой центральной, в гостиную Скородумовых вошёл молоденький, высокий, оттого худюще нескладный, ко всему нерешительный прислужник Гаранька. Снял картуз:
– Матвей Иваныч, тамава онава… тамава чёловек прихожий постучал… Кирилу Матвеича поспрошает… Яков Сухарев по согласию прибыл, бает…
– Зови-зови, голубчик! Да поспешай! – повелел купец.
– Вот и древоделец прибыл…, – оживился Кирилл.
Гаранька вяло нахлобучил шапку и неторопливо вышел.
– Поспешай, Гаранька! Неторопь-те в тебе экая?
Туся принесла поднос с закрытой стеклянной крышкой тарелью и большеньким керамическим горшком, поставила на стол. Своей рукою купчиха наполнила плошки мужа и сына.
В дверях вновь показался Гаранька, снял картуз, помял в руках, перебирая по очелью, и безмолвно вышел вон.
– Ну-коть ты, поди ужо и позабыл, пошто ноги волочил? – усмехнулась купчиха. Спустя минуту, Гаранька снова вошёл, открыл бы рот, но не успел выдавить ни звука. Следом вошёл преладно одетый мужичок из мастеровых, бородач лет пятидесяти Сухарев Яков Степанович.
– Прыток ваш… молодец…, – сыронизировал Яков.
– Туська-те наша бойка, да старательна! – оправдалась купчиха, – А вот братец ея Гаранька и услужлив бы тожа, а потянущ… киселяй киселём! В кого бы уродилась экая обуза?
– Мире вам, хозяева поштенные, позвольте приветствовать! – Яков снял шапку, приветственно приклонился телом, выпрямился, двумя перстами окстился на киот с ликом Спаса в красном углу и продолжил: – Гражданин Яков Степанов из Сухаревых, мастеровой древоделец, прибыл под собственным поручением Кирила Матвеича…
– Ждём, Яков Степаныч! – откликнулся Кирилл.
Древодел замялся, безмолвно ожидая развития событий. Купец расправил плечи и величаво откинулся на спинку стула:
– Здравствуй, мастеровой! Люди мы купеческого сословия, а православной жа традиции – единоверцам приветливы… Будь ты старого обряду, гражданин, крестьянин ли – коли потчуемся в единении, то и гостя призовём к столу…
– Покорно благодарствую за милость вашу… Матвей?
– Иваныч…, – подсказал Кирилл.
– Благодарствую Матвей Иваныч… Чай дозволь ужо сына сваво Михея кликнуть? Ученик и первый жа мой подмастерье… Хотя и сам ужо дюже умел и рещик искусный…