Горюшко от умишка
Шрифт:
– Помилуй, Яков Сухарев! С сыном пришёл, с сыном проходи… Наливочки опробуйте для аппетиту и частной беседы…
– Добро, Матвей Иваныч, благодарствую…
Яков приклонился и вышел. Купчиха распорядилась:
– Туська, здеся ли? Поднеси, што гостям потреба!
***
К застолью Скородумовых присоединились Сухарев отец с молодым и наповид простоватым сыном Михеем. Туся суетится вокруг стола, меняет посуду, косится и милой улыбкой привечает привлекательного парня – Михей щурится в ответ, так же
– Причастимся, поштенные!
Матвей поднял лафитник, присутствующие поддержали, Михею пришлось привстать. Выпили и принялись к закускам.
– Сладка хозяйская наливочка, а чаялось с горчинкой на губу ляжет? – похваляет Яков.
– Наливочка для дела пользы, а не дури напоказ! – всем своим видом купец показывает милость пришедшим.
– И верно, Матвей Иваныч, дело во-первыя! – согласился Яков и отложил вилку.
– Чай не осрами хозяев, добрый человек! – возмутилась купчиха, своею рукою подложила в гостевые плошки кушанья, двинула ближе соусницу, – Дело вторыя, во-первыя кушайте копочёнья порося молочного, да вот под бешамельку свежую…
– Соглашусь и с вами, матушка… Работник познаётся в обеде, а человек во пьяном бреде! – зарумянился Яков.
– Давно ли столярничаете с Михеем Яковличем, искусны ли в труде своём? – купец обратил внимание к сыну Якова.
– Михей мой сызмальства в подмастерьях, а самый я почитался мастеровым ужо на Всероссийской выставке девяносто шестого года… В составе артели предоставлял витражный ряд под сортамент товарищества Эйнема!
– Белоблёсые витрины в Художественном отделе, кои ж похваляла Ея Высочества императрица Александра Фёдоровна, чай твоих рук изделие? – удивилась купчиха.
– Эко-ть, память ваша! – возгордился Яков, – Моих да в числе прочих древодельцев! Ешшо к старшому Жердёву Семёну в те поры подряжался…
– Семён слова человек, а Авдей не в отца прохиндей…, – достаточно слышно пробормотал купец.
– Окстись, старый, людей-те хулить почём зря! – осадила мужа купчиха и хитро сощурилась: – Али тайностью ведаешь, коя нам недоступна? Так открой?
– Уймись, Фаина! Непочасно чужи кости мыть!
– Чай не обидели за эко искусство? – отвлёк Кирилл.
– Эко-ть, праведа ваша! – ответил Яков, – Благоугодно жалован вензельной грамотой Его Величества государя Николая Вторыя, денежным вспоможением да аттестатом мастера-древодела под скреплённой сургучом печатью…
– Ну, Яков Сухарев, раз ты мастер грамотный, рекомендации гласишь превосходные, посему примай заказ на подряд! – перешёл к делу купец, – Замыслил я отправить в лысковско имение кое-како имущество. И не составило бы сие труда, будь то скрыни с гуньём… Их дажа Гаранька соберёт и справит…
– Гаранька-те наш соберётся… аки медведь на пляску… к Посту Великому, – подхихикнула купчиха, вызвав у Сухаревых
– Сего лета представилось мне выкупить кузовной фаят мобиль в плачевном, иного не внять, состоянии, – продолжил купец, – Движитель и оныя… аки ея?
Купец щёлкнул пальцами, чтобы Кирилл ему напомнил.
– Трансмиссия…
– Вот-вот… Восстановили и поставили колёса, а кузовок поистрёпан до дыр… Надо-те козырёк для шоферу возвести, и в кузовок не особо кудряву фургону приладить, а главное, што с твёрдого древа! Возьмётесь?
– Изначала грузовой автомобиль FIAT 15 Ter…, – давая отцу договорить, горделиво сообщил Кирилл.
– С мобилем доселе дела не имели, вяще с дилижанцами, но знаю одно, Матвей Иваныч: што сделано руками, руками жа починке подлежит! – согласился Яков.
– Разумно баешь! Так берётесь за нашу фаяту?
– Што по дереву, от нас противу не имеет! Иждивение на подряд али за придатком? – уточнил Яков.
– Мастерить будете на моём хозяйстве… Верстаки, лиственница, дуб, тёс кедра али иной твёрдости будут в достатке…
– Червонец золотом на подъём, ешшо три ассигнациями к представлению изделия…, – сообщил Кирилл.
– Щедрый премион… На том и по рукам ударим! – чуток помедлив, довольно кивнув сыну, согласился Яков.
– И вот ешшо…, – дополнил купец, – Зима на носу, под обильные снега скумекайте полозки поширше на колёса, коли фаяту оную приключится упряжью волочить…
***
Покидая дом Скородумовых, Михей Сухарев столкнулся в коридоре с Тусей, от неожиданности зарумянившейся.
– Смею ли я, милая Туся, надеяться свидеться с вами в ином антураже? – нашёлся Михей.
– Надежды грехом не станутся…, – смутилась девушка.
– А што как исполню подряд, да и осмелюсь пригласить вас на увеселительный променад? – осмелел Михей.
– Делу время, Михей Яковлевич, да и потехе час!
Барышня раскраснелась и поспешно скрылась по делам.
***
Сухаревы вышли из дворика купеческого дома, Гаранька закрыл притвор. Едва за ворота, Яков придержал сына.
– Разрази меня Господь! Почайна мне мыслишка, Михей, што над затеей сей хитрая роздумь витает?
– В чём жа хитрость, отец? Подъёмны выдали, древеса на выборку всякие, а на месте и под пядь примеримся?
– Лопни моя голова, дельце-те наугад плёвое… червонец под него без лихвы с дорогой душой!
– Плёвое, а плотют… Чай не вижу причин отпираться?
– Пущай так. Охулки в руку не покласть, да три червонца не напасть! – соглашается отец, – Куды прибыть, запомнил?
– Чай што гадать? Скородумовские лабазы на ярманке…
– Дай-ка доедем, озерцаем, как нонче хозяйство купеческое предстаёт. А под оказию и в ренсковый погребок к Михайлу Андрееву заглянуть ввечеру греха не выйдет…