Госпитальер и Снежный Король
Шрифт:
Лейтенант-гвардеец понял, что происходит что-то непредвиденное, когда свет в его глазах начал приобретать фиолетовый оттенок, и предметы вокруг начали расплываться. Он ошарашенно уставился на мутнеющие фигуры своих спутников и просипел:
– Вы... Вы...
Филатов усмехнулся, глядя, как тело лейтенанта обмякло. После нажатия бусинки в короткий миг испарились разбросанные московитянами по всему самолету частички «контактного нейтрализатора». Для самих московитян он не представлял никакой угрозы, поскольку аптечка вкачала под
Филатов устроил тело лейтенанта поудобнее, положил на его колено свесившуюся руку, снял с его головы шлем с прозрачным пуленепробиваемым забралом. И прошел в кабину пилотов.
Там ситуация была схожая. Тела пилотов обмякли в креслах. Встревоженно мигал шарик медицинского диагноста, считывающего параметры жизнедеятельности пилотов. Если через минуту это состояние не улучшиться, диагност подаст сигнал тревоги.
Филатов просто вырвал из гнезда прибор и отбросил в сторону. А потом поднял тело второго пилота - сухощавое и не слишком тяжелое, и оттащил в салон, пристроил в пустующем кресле.
Потом он устроился на освободившемся кресле пилота. Отключил автопилот.
– Ваш допуск на управление воздушным судном А-11, - потребовал бортовой компьютер.
Филатов вынул «игольник» - компьютерный проникатель, похожий на авторучку. Из него вылетел тонкий стержень, вытянулся, червяком проник в недра компьютера и прилепился куда-то - он знал, куда ему присосаться жадным жалом.
– Допуск подтвержден, - через пару секунд уведомил бортовой компьютер.
Теперь Филатов мог управлять самолетом. А как им управлять, он разобрался без труда.
– Пристегнись, - крикнул он госпитальеру.
Тот пристегнулся ремнями.
И самолет клюнул резко носом вниз, заложил крутой вираж. Холмы под брюхом самолета начали резко увеличиваться в размерах.
«Синяя стрела» проваливалась вниз и сбрасывала скорость. Наконец самолет завис над берегом реки, которая через одиннадцать километров впадала в озеро, и, подняв песок, тяжело опустился на сравнительно ровную площадку.
– Подойдет, - сказал Филатов.
– Помоги.
Они вытащили тела пилотов и гвардейцев. Филатов устроил их в ряд на песке и положил около них две катушки «голоса». Штука завелась - уши заложило, возникло тревожное чувство, перерастающее в панический страх.
– Они проспят не менее девяти часов, - сказал Филатов, когда самолет поднялся над берегом и так резко рванул вперед, что московитян вдавило в кресло. – «Голос» отпугнет любого зверя, так что они в безопасности.
– С ними точно ничего не случится?
– вновь заволновался Сомов.
– Если не считать пары дней, когда их будут мучить приступы головокружения.
Самолет развернулся и взял иной курс. Московитянам надо было совершенно в другое место. «Синяя стрела» вышла на крейсерскую скорость около тысячи километров в час. Разведчик задал новые параметры полета
– Только не трогай ничего, - потребовал Филатов.
– Очень надо.
Бурное озеро осталось позади. Показался океан. Машина прошла над широким заливом и забрала вправо - туда, где подпирали облака Барханские горы.
Через двадцать минут под брюхом самолета пошли острые белые пики семитысячников с застывшим на века и тысячелетия девственно чистым сахарным снегом.
– Люблю горы. И вечные снега, - заметил разведчик.
– Тут бы и жить Снежному королю, - с тоской произнес госпитальер.
– А вот это скоро увидим, - Филатов через стекла кабины напряженно вглядывался в пейзаж, будто пытаясь разглядеть что-то необычное. Но не видел ничего. Горы как горы. Пусть красивые, но видали куда красивее.
– Мне холодно, - неожиданно глухо выдавил Сомов.
– В кабине плюс двадцать.
– Все равно пробирает мороз... Кажется, что в кабине ветер дует - пока слабо, но с каждой секундой все сильнее, - голос у госпитальера слабел.
– И откуда дует?
– Оттуда, - госпитальер указал прямо по курсу.
– От Хрустальной горы, - нехорошим голосом произнес Филатов. Ему вспомнились рапорта группы Управления технологий, которая пыталась приблизиться к Хрустальной горе. Им это не удалось.
– Черт, что там, - госпитальер съежился, зябко обняв плечи и понимая, что может искупаться в кипящей воде, но холод не денется никуда. Этот холод не живет в этом мире.
Вскоре нечто схожее ощутил и разведчик. Сперва был небольшой озноб. Позже повеяло ледяным холодом. А еще чуть позже возникла мысль, что долго этого холода ему не выдержать.
– Все! Садимся!
– разведчик бросил самолет вниз. Теперь машина шла низко и на минимальной скорости. Блестящие конструктивные решения этой летающей керосинки позволяли ей барражировать, правда непродолжительное время, со скоростью пешехода.
– Мы прошли черту, до которой добрались поисковики Департамента Технологии, - проинформировал госпитальер, смотря на экран бортового компьютера.
– Они добрались до рубежа десять километров.
– А мы до пяти... Вон за тем снежным холмом и откроется Хрустальная гора.
Смертельная бледность заливала лицо Филатова. Его колотила мелкая дрожь, зубы стучали друг о друга, руки, казалось, примерзнут к штурвалу. В голове мутилось.
– Все, больше не могу, - Филатов дрожащими руками ударил по штурвалу.
Самолет устремился вниз, на южный склон Туманного гребня Барханских гор.
Из последних сил разведчик посадил его на почти плоский гранитный выступ, представляющий отличную посадочную площадку, а, может, когда-то и бывший ею.
От глохнувших турбовинтовых двигателей поднялась пурга. Снег, взволнованный появлением летающей машины, разлетался, клубился и нехотя, медленно оседал.