Господин 3. Госпожа
Шрифт:
— Что ты наделала?! — забыв всякое уважение к старшей госпоже, орал слуга, попутно набирая в телефоне службу спасения.
Рустам по-прежнему задыхался, а Зойра хранила невозмутимое высокомерное молчание.
— Господь Всемогущий, ну что за безумие?! — бормотал Дальхот, поднося трубку к уху. Ответили ему сразу, и он быстро, в двух словах описал ситуацию и назвал адрес.
Я в ужасе обхватила ладонями лицо Рустама, пытаясь понять, как ему помочь. Он, словно рыба, хватал ртом воздух и уже начал синеть. Я поспешно расстегнула и расслабила его
Кажется, моими усилиями немного кислорода попало в лёгкие Рустама: цвет его лица опять стал меняться с синего на красный. В этот момент Зойра схватила меня за запястье:
— Дура! Оставь его, иначе он сожрёт тебя, твоего мужа и твоих детей! — в отчаянии закричала она.
— Зойра очнись! — взмолилась я. — А как же Господь? Ведь он накажет тебя, а прежде — власти и народная молва…
— Лучше я отправлюсь в ад, чем стану спокойно смотреть, как эта тварь уничтожает мою семью!
— Мы справимся с ним законными методами!
Зойра горько усмехнулась и покачала головой:
— Наивная! Он выпутается из любых законных капканов — и вернётся ещё более злым и безжалостным!
Я зажмурилась, понимая, что её слова могут быть верны, но всё равно не желая участвовать в убийстве. В этот момент заметила, что Рустам опять начал синеть, и снова стала оживлять его. Не успело его лицо принять нормальный оттенок, как в комнату ворвались парамедики во главе с Дальхотом, и меня оттеснили в сторону. Я мгновенно лишилась всех сил и упала на кресло, а Зойра покинула кабинет, позже прислав ко мне служанку.
Сария проводила меня в мою комнату и уложила в постель, перед этим дав выпить ароматного отвара. Сердце моё было неспокойно, но я так устала морально, что мгновенно провалилась в сон.
Меня разбудили осторожное поглаживание по плечу и тихий шёпот:
— Госпожа! Проснитесь! Я должен отвезти вас в больницу…
— Что? — захлопала я глазами, ничего не понимая спросонья.
— Рустам желает вас видеть, — своим обычным спокойным ледяным тоном произнёс Дальхот. — Он сказал, что это вопрос жизни и смерти, правда, не уточнил, чьей.
Я медленно поднялась и села на постели, потирая усталые глаза. Кажется, я поспала совсем мало и чувствовала себя разбитой.
— Который час?
— Два ночи. Я дежурил у постели старшего господина Насгулла — он недавно пришёл в себя и потребовал привести вас.
— Хорошо, — Я кивнула и попыталась встать, но голова закружилась, и мне пришлось лечь обратно.
— Позвольте помочь вам, — предложил Дальхот и, не дожидаясь разрешения, подхватил меня на руки и понёс прочь из комнаты.
На мне было домашнее платье —
Рустам выглядел очень слабым, даже в приглушённом свете ночника. Он лежал на белой постели и почти сливался с ней по цвету лица и рук, выглядывающих из больничной сорочки.
— Ева! — тихо, но отчётливо произнёс он, стоило мне войти.
— Да, это я.
Подошла к его постели и даже не отвела взгляд, хотя смотреть на шурина совсем не хотелось. Он потянул ко мне волосатую руку с толстыми пальцами, но я отшатнулась.
— Спасибо, — хрипло выдохнул Рустам, — что пришла. Мы можем поговорить наедине?
Его глаза нашли Дальхота, всё ещё стоявшего у двери, и посмотрели на него с презрением — возможно, это мне только показалось из-за того, что даже веки поднимать Рустаму было трудно. Я оглянулась и кивнула слуге. Он кивнул в ответ и вышел, шепнув одними губами: "Я рядом".
— Ты очень красивая и… сильная, Ева, — сделал мне неожиданный комплимент Рустам. — Я сейчас говорю не про тело, а про душу. Я не встречал таких женщин, как ты. Теперь я понимаю, почему Халиб так помешался на тебе. Пять лет в браке, а он влюблён, как мальчишка. Я смеялся над ним, наблюдая за тем, как меняется его лицо, когда он говорит о тебе. 50-летний мужчина влюблён в свою 30-летнюю жену. Белую. Глупую. Христианку. А теперь… я его понимаю.
Все эти красивые слова не трогали меня, хотелось поскорее уйти и увидеть мужа.
— Спасибо, — ответила я вежливо, но холодно. — Ты что-то ещё хотел сказать или я могу идти?
— Нет, не уходи, пожалуйста. Мне нужно ещё немного времени. Я хочу провести его с тобой.
Ему плохо, — твердила я себе, но никак не могла смягчиться. Беате тоже было плохо, очень плохо! Я родила ребёнка без осложнений и проблем — и всё равно было трудно, а каково ей — одной, в тяжёлом состоянии и без помощи?! Я покачала головой:
— А ты не думаешь, что твоя младшая мачеха тоже хотела поддержки? Что бросить рожающую женщину на произвол судьбы — это худшее преступление, какое только можно вообразить! Как ты мог, Рустам? — слёзы против воли брызнули из моих глаз.
— Моя мать меня попросила, — замогильным голосом ответил он.
— Значит, просьба матери оправдывает любое преступление? Разве не служение Господу превыше всего?
— Амиля не была дочерью нашего Господа.
— Разве она не крестилась в вашу веру?
— Да, но лишь номинально.
— Значит, и меня бы ты убил, если бы твоя мать попросила?
Он помолчал немного, потом вздохнул и ответил:
— Нет. Тебя нет.
— Отчего же?
— Ты ангел, Ева. Нельзя убивать ангелов, даже если они приходят на землю в обличии женщины-христианки.
— Какая чушь! Я обычный человек!
— Ты спасла мне жизнь, несмотря на то, что моя смерть решила бы все твои проблемы раз и навсегда.
— Я спасала не тебя, а Зойру.
— Нет, ты её погубила, разве ты этого не понимаешь?