Господин метелей
Шрифт:
— Бефаночка! Клянусь… — опять заблажил призрак, и в это время постучали в двери.
— Еще одна бедняга, — сказала я со вздохом и отправилась открывать.
Девушка, появившаяся на пороге, сразу меня насторожила. Лицо у нее было решительное, припухшие веки указывали на недавние слезы, и сама гостья шмыгнула носом, едва переступив порог.
— Мне назначено к господину… — начала девушка.
— Будьте осторожны! — сказала я тихо и быстро, оглянувшись сначала на лестницу — нет ли там колдуна. — Он обманет вас, попользуется
Она посмотрела на меня, и в глазах заблестели слезы, а губы дрогнули, словно она хотела что-то сказать, но в это время раздался голос Близара:
— Тура Рандгрен? Я вас ждал…
«Начинается!» — простонала я мысленно и отступила в сторону, потом что теперь все предстояло решить девице, а я не сомневалась, что она польстится на розу, песенки и нежные взгляды.
Он спустился по лестнице легко, как порыв ветра, и поклонился девушке, протягивая алую розу. Девушка посмотрела на него, посмотрела на розу, но почему-то брать ее не собиралась. Да и Близар выпрямился вовсе без учтивости и смерил гостью взглядом.
— Вы зачем сюда явились, барышня? — спросил он ледяным тоном, и я сама похолодела, как будто под порывом северного ветра.
Неужели, опять искупает девушку в смоле?!
Я сделала шаг вперед, но Сияваршан, появившийся за моей спиной, проворно зажал мне рот и уволок под лестницу, чтобы не мешала. Я пыталась вырваться, но объятия призрака стали ледяными, и я перестала трепыхаться, повиснув в его руках. Я могла только смотреть, и ничем не могла помочь.
Слезы все-таки пролились из глаз Туры Рандгрен, и она смахнула их рукавичкой.
— Почему плачете? — спросил Близар все тем же ледяным тоном.
— Чтобы вы знали, меня сюда отправил отец! — вдруг выпалила девушка. — Я не хотела ехать, он меня заставил! И я… я люблю Олафа! И он меня любит! И мы доказали друг другу свою любовь, а вашего серебра мне не надо!
Тут она разрыдалась, спрятав лицо в ладони. Плечи ее содрогались, а Близар смотрел и не торопился щелкать пальцами, приказывая дверям открыться.
— Не плачьте, — сказал он, и я широко распахнула глаза от изумления.
Колдун заставил Туру опустить руки и погладил мокрую розовую щечку.
— Возвращайтесь к своему Олафу, — сказал он, — и лучше признайтесь отцу, что не сберегли девичьей чести. Ложь ни к чему хорошему не приведет. И возьмите вот это, на свадебную косынку, — он повел пальцами, и на его ладони оказалась серебряная булавка, какой закалывали платки. Но эта булавка была украшена бриллиантовой головкой — она так и сверкала, разбрасывая радужные блики. — Доброго пути, — Близар протянул булавку девушке, и та медленно, как будто не веря, взяла украшение. — Идите, — он щелкнул пальцами, и двери открылись.
— Не делай глупостей, малыш, — шепнул мне на ухо Сияваршан и исчез.
Девушка вышла на крыльцо, двери замка за ней захлопнулись, и только тогда холод отпустил меня, и я смогла подбежать к окну. Близар проследил за мной взглядом, но ничего не сказал, и уходить не спешил. Когда я растопила во льду «глазок» и выглянула, Тура уже садилась в сани. На шапке и шубе не было ни капли смолы, а девушка разглядывала бриллиантовую булавку, то поднося ее к самым глазам, то вытягивая руку, чтобы полюбоваться искристым сиянием камней издали.
Сани тронулись и вскоре исчезли из виду, но я продолжала смотреть.
— Ты примерзла там, Антонелли? — позвал Близар.
— Почему вы пожалели ее? — спросил я, не оглядываясь. — Она ведь не лучше девушки, что полюбила музыканта… Но той вы вылили на голову ведро смолы, а эту наградили бриллиантами… Не понимаю…
— За что мне ее наказывать? — спросил он, и я услышала насмешку. — Она сказала правду. Правда дорого стоит.
— Вы платите не только за разврат, но и за правду? — не удержалась я от колкости и обернулась.
— А это не твое дело, — сказал он, перебросил мне розу, которую я машинально поймала, и взбежал по лестнице.
Я отбросила розу прежде, чем успела что-то сообразить, как будто она обожгла мне руки — прекрасный цветок показался мне грязным, словно болотная жаба.
Нежные алые лепестки странно смотрелись на сером каменном полу — брошенная нежность, растоптанная красота. Этим цветком Близар соблазнял несчастных девиц… Зачем он бросил его мне? И что было бы, вздумай я принять этот цветок? Означало бы это, что я тоже согласна обменять чистоту на серебро?..
Алые лепестки вдруг покрылись изморозью, вспыхнули голубоватым светом, побледнели и стали прозрачными, словно хрустальными.
Некоторое время я изумленно смотрела на чудо, а потом наклонилась и осмелилась потрогать прозрачный цветок. Это был лед. И под моей рукой он сразу начал таять. Я отшатнулась и брезгливо вытерла руки платком.
Даже розы колдуна были не настоящими, что уж говорить о чувствах.
Но что же я наблюдала только что? Приезд Туры не вписывался в привычную картину. Это что же — для колдуна главное преступление не то, что девица не сохранила чести, а то, что она солгала, скрыв об этом? «Правда дорого стоит». Человек, который не держит слова, ценит правду?
Я громко фыркнула, показывая самой себе, что ни капли не поверила в благородные порывы колдовской души. Да полноте! Есть ли у колдунов душа?!
Но даже фыркнув, я осталась стоять, как примороженная, вспоминая то, что видела, и снова и снова повторяя все слова, сказанные здесь. В коридоре все еще пахло розами, и еще — морозной свежестью, но вскоре к этим изысканным запахам прибавился еще один — вовсе не изысканный.
Рагу! Горит!..
Бросившись в кухню, я стащила с печи горшок и, ругая себя за растяпистость, принялась спасать обед, пока он не пропах гарью.