Господин метелей
Шрифт:
— Не стала бы бродить, — живо ответила я. — Пошла бы в гостиницу, там расспросила хозяина. Хозяева гостиниц знают о своем городе все!
— Замечательная придумка, — похвалил он меня. — Если бы ты еще дошла до гостиницы ночью, с мешком серебра.
— Когда человек совершает доброе дело, его хранят небеса, — я не желала сдаваться, хотя чем дальше он говорил, тем больше таяла моя решимость. — Разрешите мне сходить в город. Я быстро вернусь… обещаю, — последнее слово далось мне с трудом, но колдун этого не оценил.
— Никуда ты не пойдешь, —
— Но господин граф!.. — взмолилась я.
— Нас отвезут духи.
Я замерла, раскрыв рот и хлопая глазами. Духи? Нас?.. Колдун решил ехать со мной?
— Что примерзла? — спросил он и свистнул.
Почти сразу же в зал влетели Сияваршан и Велюто. Лицо у Сияваршана было недовольное, а когда Близар приказал принести плащ и вывести сани, он нахмурился так, что снежное сияние померкло. Теперь дух походил на грязную простынь, и не пытался скрыть недовольства.
— Куда это ты собрался ночью? — спросил он безо всякой почтительности.
— Тебя не спросил, — ответил Близар.
Велюто уже притащил хозяйский плащ, и колдун оделся, а потом покосился в мою сторону.
— Так мы едем?
Я медленно кивнула, а Сияваршан сразу заискрился, как сугроб под полной луной:
— Ты решил прокатить Бефаночку? Давно пор… То есть я хотел сказать — замечательно придумал. Велюто, за мной! — он схватил Велюто за шкирку (хотя, может, это был хвост — я не разглядела) и потащил вон.
— А шапку вы не наденете? — спросила я, не зная, что еще сказать.
— Шапка не согреет, — ответил колдун, и по тону я поняла, что спрашивать ни о чем не надо. — Ты не хочешь пересыпать то, что… хм… позаимствовала, в мешок? Рукавицу могла бы и поберечь.
— Да, конечно, — прошептала я.
— Аустерия, — позвал Близар, и она тут же появилась, неся серебристый мешочек. Его как раз хватило, чтобы вместить все из моей варежки, и Аустерия завязала горловину широкой тесьмой с вышитыми снежинками. — Отнеси в сани, — приказал Близар. — И прихвати медвежью шубу. Антонелли боится замерзнуть.
— Совсем нет!.. — воскликнула я, но он, не слушая, схватил меня за талию и повел к двери.
Я еле успевала переставлять ноги, чтобы успеть за ним в шаг, а Близар, казалось, не шел, а летел. Вот мы промчались по коридору, сбежали по ступеням, вот мы уже на тропинке, которая ведет среди белого безмолвия к саням. Луна была почти полная, и равнину перед замком заливало серебристым светом. Равнина алмазов и серебра — таким виделся снег при луне. Не утерпев, я посмотрела на замок. Среди этой серебряной белизны он казался затаившимся чудовищем. Ворота медленно затворились, как будто чудовище недовольно закрыло пасть, упустив добычу.
Появилась Аустерия, держа в охапке огромную черную шубу. От нее пахло лавандой, да так сильно, что я чихнула, когда Аустерия укутала меня, устраивая на сидении, обитом бархатом.
— Вот так Антонелли! — притворно восхитился колдун. — Мы еще и не начали прогулку, а она уже простыла!
Сияваршан и Велюто превратились в коней — белого и черного, и дружно били копытами — им не терпелось отправиться в путь. Мешок с серебром уже стоял в повозке, и Близар подпнул его, чтобы мне было удобнее сидеть. Я тихо поблагодарила и потерла переносицу, чтобы опять не чихнуть, но не сдержалась и чихнула снова и снова.
— Ты совсем неженка, как я погляжу, — заявил Близар и сел рядом со мной.
Сани покатили по снежному полю, а он по-хозяйски обнял меня за плечи, прижимая к себе.
— Об этом мы не договаривались! — возмутилась я, пытаясь освободиться, но сделать это в медвежьей шубе оказалось непросто. Аустерия так укутала меня, что сейчас я могла бы только боднуть Близара, чтобы отстал.
— Какая упрямая козочка, — усмехнулся колдун. В лунном свете его глаза виделись мне черными провалами, а лицо казалось белым и застывшим, как маска. Мне стало жутко, а он еще нагнал страху, словно прочитав мои мысли: — Но что это за козочка, если у нее не пробились рожки?
— Не желаю, чтобы вы меня обнимали, — произнесла я с ожесточением.
— Думаешь, я тебя обнимаю? Глупышка Антонелли. Я всего лишь не хочу, чтобы ты вывалилась из саней и расшиблась в лепешку. Зачем мне лепешка вместо девицы, которая ловко управляется с метлой?
Я хотела заспорить, но он указал на что-то за край саней, я проследила взглядом…
Белый снег под полозьями вдруг разъехался, как разорванное полотно, и я увидела, что сани… летят по небу. Далеко внизу блестел церковный шпиль, а по склону были разбросаны домики, похожие из-за заснеженных крыш, на пирожные со взбитыми сливками. Я взвизгнула и вцепилась в Близара, а он вдруг засмеялся, и это было странно — слышать человеческий смех в ночном небе, по соседству со звездами и луной.
— Держись, Антонелли! — крикнул Близар, понукая коней-призраков. — Сейчас прокатимся с ветерком!
18
У меня занялось сердце, когда кони повернули круто вправо, а сани накренились так, что мы не выпали из них только благодаря тому, что Близар уперся рукой в край саней. Другой рукой он крепко обнимал меня за плечи, а я, наполовину выбравшись из медвежьей шубы, обхватила его за пояс, прижимаясь к нему и уже не думая ни о каких приличиях.
Этот полет я запомнила на всю жизнь!..
Звезды были совсем рядом — протяни руку и схватишь!.. А луна — такая белая и гладкая с земли, вдруг покрылась тенями и пятнами. Я разглядела в этих пятнах девушку, несущую ведра с водой, но тут мы опять попали в холодный сырой туман, и Близар накинул на меня полу своего плаща.
— Разве бывает туман зимой? — осмелилась я спросить.
— Это не туман, это облака.
Облака?! Да разве они такие?! Облака — они белые, пушистые и мягкие, как яичные белки, взбитые с сахарной пудрой. Я всегда думала, что они теплые, как горностаевый мех, но сейчас не было ни сладости, ни тепла. Вскоре меня затрясло, а зубы застучали так, что Близар не мог этого не заметить.