Господин Посредник
Шрифт:
Иллари налил мне бокал вина и кашлянул, собираясь, очевидно, с мыслями. Мне еще не приходилось видеть его таким неуверенным, чтобы не сказать – смущенным.
– У нас к вам дело, дорогой нотариус, – начал он.
– Без дела ко мне давно никто не приходит, – криво усмехнулся Хауг. – Не стесняйтесь, говорите. Я не очень хорошо себя чувствую, да и вообще, времени у меня осталось совсем мало. Итак?..
– Я имею основания думать, что вы были связаны с неким господином Рэ Монфором, недавно убитым в собственном доме в столице.
– Это так, господин академик, – Хауг начал раздражаться. – Но что вы
Иллари нервно глотнул вина. Вид у него был немного побитый. «Да кто он такой, – подумал я, – этот древний нотариус? Что за власть он держит в своих высохших лапках, если бесстрашный и властный Иллари Посселт мнется и по минуте не может подобрать слов?»
– Для чего Монфор просил вас собрать документы, которые оказались потом в руках королевского дознавателя Фолаара?
Теперь, кажется, замялся нотариус.
– Значит, вот оно что… – прошипел он, глядя прямо перед собой. – Никогда бы не подумал!.. Ну что ж, – его голос обрел почти молодую твердость, старик выпрямился в кресле и прищурился, – значит, круг все равно замкнулся. Вот вам и воля богов. Один вопрос – документы попали в ваши руки случайно?
– Почти, – сказал я, твердо глядя ему в глаза. – Воля богов, как вы сказали.
– А вы суровы, юноша, – усмехнулся Хауг. – Я бы не решился… Итак: документы. Я собрал лишь некую их часть, примерно две трети, все остальное было на совести покойного Фолаара. Мальчишка упивался своей детской хитростью, не понимая даже, что никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет воспользоваться плодами своих махинаций и подлогов. Нет-нет, все бумаги подлинные, но вот пути, которыми они к нему попадали… Впрочем, я отвлекся.
Монфор обратился ко мне примерно два года назад. Он знал, к кому идти… сперва я решил, что он задумал свою привычную операцию по запугиванию королевских писцов, случайно перепутавших несколько циферок, из-за чего очередная пачечка ценных бумаг уплыла в Галотту, но потом понял, что ошибаюсь. Монфор, господа, выглядел совсем не так, как обычно в таких случаях, – он был встревожен.
– Встревожен? – изумился Иллари. – Что могло его встревожить? Ему угрожали?
– Насколько я знаю, Монфор плевать хотел на любые угрозы, – презрительно скривился Хауг. – И сам никогда никому не угрожал, он считал это ниже своего достоинства. Он только что вернулся с севера – нужные люди помогли с проводниками, и на границе не было никаких приключений.
– Он был в Ханонго? – перебил я.
– Да, юноша. Вы что, плохо учили географию? Хотя погодите, вы же не пеллиец! Это меняет дело… хм. Итак, он вернулся из Ханонго и имел со мной очень долгий разговор. Насколько я понимаю, после этой поездки у него появились значительные свободные средства – мне, разумеется, деньги уже совершенно ни к чему, но они потребовались для того, чтобы получше смазать некоторые механизмы, неизбежно применяемые в подобных случаях. Денег ушло много, очень много… можно сказать, целое состояние. Когда я смог выполнить почти весь его заказ, Монфор вновь предпринял путешествие к северным соседям. Во второй раз он приехал не столько в волнении, сколько в задумчивости. Я, признаться, не выдержал… Вы понимаете, что, кроме любопытства, у меня уже почти ничего на свете не осталось, – я спросил, чем вызвано его необычное состояние. Над его ответом я думаю до сих пор.
– Что же он сказал вам, господин нотариус? – подался вперед Иллари.
– «Северяне затеяли большую глупость. Никто не знает, чем это все кончится, но есть законы, которые придуманы не нами, – значит, не нам их и нарушать».
– Это все? – не выдержал я.
– Да, юноша, это все. Я видел, что ничего более он мне не расскажет. Я хорошо чую, – Хауг скрипуче хохотнул и, морщась, положил руку на грудь, – когда мне не стоит совать нос в чужую тайну. Именно поэтому я до сих пор смотрю на небо… гм… а не кормлю червей, как некоторые известные умники.
– А что вы сами думаете по этому поводу?
Нотариус вновь вцепился в меня своими невероятными глазами, потом отвернулся к окну и, похоже, задумался.
– Я ведь знаю совсем мало, – произнес наконец он, теребя кисть на своем теплом домашнем сюртуке. – Я уже понял, что его приятели-ханонгеры связаны с нашими дворцовыми заговорщиками. Вот только как? Разумеется, и его, и Фолаара убили они же, но только…
Он снова умолк и вдруг попросил Иллари налить ему вина. Я видел, что старик, с одной стороны, искренне хочет рассказать нам все, что может, а с другой – его точит привычная опасливость профессионального носителя чужих секретов. Отхлебнув из золотого бокала, нотариус Хауг устроился в своем кресле поудобнее – я сразу понял, что никакой он не паралитик, просто по каким-то причинам ему удобнее убеждать гостей в своей беспомощности, – и заговорил:
– Однажды – дело было уже после того, как я собрал почти все, что он хотел иметь, – Монфор проговорился, что все эти бумаги, способные в его руках наделать весьма серьезных дел, нужны ему лишь как плата за какой-то другой, гораздо более ценный документ. Я никогда уже не узнаю, о каком документе шла речь и почему он не мог получить его иным путем, но, как мне казалось, сам по себе заговор занимал его весьма мало.
Иллари бросил на меня многозначительный взгляд, на его скулах заиграли желваки.
– Вам уже приходилось слышать, что из столицы побежали деньги? – спросил он.
– Да, кое-кто проболтался, кое-кто услышал… – Хауг вновь заскрипел, как несмазанная дверь, и весело блеснул глазами, – самое забавное то, что мне уже все это безразлично. Прекрасно, господа, а? Старый Хауг, собственными руками погубивший несколько поколений махинаторов, сидит и смотрит, как махинаторы, так сказать, новейшие приближают его собственную гибель!
Он энергично плюнул на старенький ковер.
– Значит, времени почти не осталось? – глухо спросил Иллари.
– Времени уже нет, вот что я вам скажу. Дело вошло в завершающую стадию. Тот, кто держит в руках документы из папки Фолаара, – а я уже понял, что в конце концов вся эта подборка попала именно к нему, и из-за нее его и убили на болотах, – может спасти его маразматическое величество. Впрочем, если я еще хоть что-нибудь понимаю в интригах, он мог это сделать гораздо раньше. Однако же почему-то не сделал. Из чего я делаю вывод, что он, этот загадочный бумаговладелец, не видит такой необходимости. Имеет, очевидно, свой интерес.