Господство Короля
Шрифт:
Джонатан Кинг пугающий. Возможно, я и не хотела бы позволять ему топтать меня, но он обладает способностью заставить вас почувствовать себя несуществующим одним взглядом своих пронзительных металлических глаз.
К тому времени, как я застегиваю молнию на платье и поворачиваюсь, он все еще смотрит на меня с этим нервирующим вниманием. Я могла бы разрубить напряжение в воздухе ножом, если бы он у меня имелся.
Он указывает своим упрямым подбородком на стул рядом с собой, повторяя, не
Я вытягиваю спину, когда иду самым умеренным образом, на который только способна, прежде чем сесть слева от него. На столе тарелка стейка с салатом и два вида супа. Вся обстановка прямо из элегантного ресторана.
— Ешь. — голос Джонатана нарушает тишину столовой. — Уже остыло, но так как это ты опоздала на десять минут, ты отвечаешь за последствия. Ты также заплатишь за эти десять минут опоздания.
— Я не голодна. — я сжимаю кулаки на коленях. — Я хочу покончить с этим.
— Думала, это будет одноразовая вещь?
— Нет.
Он обхватывает губами кусок мяса. Я сглатываю от того, как чувственно его рот скользит по вилке, прежде чем он неторопливо жует, будто это какое-то порно-шоу о еде.
Я внутренне качаю головой. Я только что увидела Джонатана в эротическом плане? Что за вечно любящий ад?
— Почему бы тебе не сказать мне, что, по-твоему, это будет, Аврора?
— Я не знаю.
— Это не ответ.
— Все, что я знаю, это то, что я хочу продолжать в том же духе, а не тратить время на еду и всякую ерунду.
— Если ты не станешь следить за своим ртом, я трахну его прямо здесь, прямо сейчас.
Мое дыхание укорачивается, и я смотрю на него дикими глазами, мое внимание невольно соскальзывает вниз...
Вниз...
Я резко поднимаю голову, отказываясь принимать эту идею. Проблема в том, что он нарисовал этот грубый образ в моей голове, и теперь я не могу избавиться от него.
Не то чтобы я не подозревала, что Джонатан груб. Его голос был создан для команд и грязных вещей. Однако я не думала, что это дойдёт до такой степени, и внезапная атака не помогает моей ошеломленной голове.
— Теперь ешь. — он смотрит на меня пустым взглядом, словно он только что не произнес предыдущие слова. — Или ты предпочитаешь, чтобы я набил тебе рот чем-нибудь другим?
Моя дрожащая рука тянется к вилке, и я глубоко вдыхаю, собираясь с мыслями. Я откусываю первый кусочек салата, пытаясь забыть, что за каждым моим движением наблюдает нечто большее, чем жизнь. Как будто он ученый, а я крыса в его лаборатории.
Я поднимаю голову.
— Что теперь?
— Теперь ты ешь.
— А потом?
— А тогда решу я. В конце концов, теперь ты моя, и я могу делать все, что мне заблагорассудится.
Я стискиваю зубы.
— Я не
— Ох, но ты игрушка, дикарка.
В моей голове зарождается миллион ругательств, но я их не произношу. Мое возбуждение только даст ему преимущество, и я не могу дать ему больше, чем он уже конфисковал.
Я ненавижу, что мне приходится обдумывать каждое слово, когда я имею дело с Джонатаном. Если я этого не сделаю, он скрутит их и либо использует против меня, либо швырнет обратно в лицо.
Вот почему мне нужно быть хладнокровной в этом вопросе.
— Никаких других людей, — произношу я свое первое условие самым спокойным тоном, на какой только способна в данных обстоятельствах.
Я не буду гарниром, и уж точно меня ни с кем не будут сравнивать.
Он отвлекается на мгновение, сосредотачиваясь на нарезке еды, и я готова поспорить на что угодно, что он делает это нарочно. Словно он использует все в качестве оружия, включая тишину. Проходит много времени, приводящих в бешенство секунд, прежде чем он кивает.
— Я также хочу ограничения по времени.
— Ограничение по времени?
— Да. Если я собираюсь согласиться на это, мне нужен срок, после которого ты отпустишь меня и вернёшь акции.
Он улыбается, и на этот раз в его улыбке нет ни садизма, ни искренности. Это что-то другое, почти как... гордость? Нет, с чего бы Джонатану гордиться мной?
Он медленно жует мясо, намеренно снова держа меня на взводе, прежде чем заговорить:
— Мне было интересно, когда ты спросишь об этом. Что ты имела в виду?
— Месяц. Я буду твоей в течение месяца, делая все, что тебе заблагорассудится, а потом ты отпустишь меня и вернешь права собственности H&H обратно Лейле и мне.
— Год.
Я встречаю его непроницаемый взгляд своим.
— Три месяца.
— Шесть. Мое последнее предложение.
— Хорошо.
Это лучшее, на что я могла надеяться. По крайней мере, не год в компании этого тирана. Это время даст мне достаточно места, чтобы исследовать жизнь Алисии здесь и попытаться разгадать тайну того, кто угрожал убить ее.
— Ты останешься здесь.
— У меня есть квартира.
— И я говорю тебе, что ты больше не будешь в ней жить. По крайней мере, в течение следующих шести месяцев. Я ожидаю, что ты переедешь завтра.
Мудак. Что-то вроде диктаторского режима.
— Что-нибудь еще, ваше величество?
— Да. Избавься от этого поведения. Мне это не нравится.
— Тебе следовало включить это в пункты. Хочешь оставить меня у себя? Это я, Джонатан, отношение, поведение и все такое. Я не та маленькая девочка, которая пряталась за платьем Алисии.