Господство Короля
Шрифт:
— Ты установил. Я никогда не соглашалась.
— Да, ты согласилась. Не словами, но это было написано большими заглавными буквами, когда ты выкрикивала мое имя, когда твоя киска душила мой член. Это прямо здесь, с тем, как твои складки приглашают меня внутрь, даже когда болят.
Мои щеки краснеют от явного образа, который он рисует в моей голове. Будь он проклят и как легко он может вывести меня из себя.
Когда я ничего не говорю, Джонатан убирает руку у меня между ног и встает. Он достает полотенце и вытирает им руки уверенными,
— Э-это все?
Не знаю, почему слова срываются с моих губ. Я должна была спросить об этом саму себя.
— Вот и все. Ты не заслуживаешь того, что, по твоему признанию, тебе не нравится. — он бросает на меня непонятный взгляд. — Я жду тебя в столовой через пятнадцать минут. За каждую минуту твоего опоздания будет платить твоя задница.
И с этими словами он выходит из ванной.
Разочарованный крик вырывается у меня из горла, но я загоняю его внутрь и плюхаюсь под воду, позволяя ей накрыть меня целиком. Не то чтобы это как-то охладило пламя, которое он оставил позади.
Черт бы побрал Джонатана Кинга в самую темную преисподнюю.
И потому, что я хочу придушить его — не в сексуальном смысле, — я вальсирую в столовую с опозданием на пять минут.
Ванна действительно помогла. Мои мышцы болят меньше, но они все еще болят, и я ощущаю его внутри себя с каждым шагом, который я делаю.
Я одета в свое светло-розовое платье без рукавов, мои волосы распущены, и я накрашена красной помадой. Сегодня я нуждаюсь во всей моей уверенности. И, может, я хочу действовать Джонатану на нервы так же сильно, как он действует мне на нервы. В конце концов, он действительно останавливается и пялится всякий раз, когда я крашу губы в красный цвет.
К тому времени, когда я присоединяюсь к Джонатану, он, похоже, не в хорошем настроении. Он наблюдает за мной с тем нахмуренным выражением, которое обычно означает неодобрение.
— Ты опоздала на пять минут.
— Мне нужно было подготовиться.
— Оправдания только ухудшают твое дело, а не улучшают, дикарка.
Я приподнимаю плечо и отодвигаю свой стул. Джонатан цокает, а я вздыхаю. Конечно.
Обойдя, я подхожу прямо к нему и сажусь ему на колени. Я ненавижу то, каким знакомым — и, осмелюсь сказать, удобным — стало это сиденье.
— Почему ты всегда меня так называешь? — бормочу я, без усилий пытаясь не зацикливаться на его присутствии за моей спиной.
— Что?
— Дикарка.
— Ты была дикой с тех пор, как была ребенком.
— Нет.
Его губы подергиваются в этой своей почти улыбке, но вскоре он возвращается к нейтральному выражению лица.
Джонатан хватает маленький кусочек хлеба и кладет его мне в рот.
— Теперь ешь.
Я обхватываю его губами, но когда они касаются его пальца, между нами расцветает электрический разряд.
Наши взгляды сковывают друг друга, и кажется, что они не могут открыться. Темно-серые глаза Джонатана почти чернеют, когда я задерживаю
Тепло распространяется под моей одеждой, образуя мурашки по коже и заканчиваясь прямо между бедер.
— Осторожнее, Аврора. Ты искушаешь меня трахнуть тебя прямо здесь и сейчас. После того, как я накажу тебя за эти пять минут опоздания, конечно же.
Грубость его голоса и слова, которые он произносит, превращают меня в пучок необъяснимых эмоций.
Я не убираю свои губы.
Дерьмо. Словно я снова раздвигаю для него ноги. Тот факт, что у меня все еще болит, больше не имеет значения.
Губы Джонатана растягиваются в соблазнительной улыбке, которая ухудшает состояние моих испорченных трусиков.
— Это приглашение, дикарка?
Кусок хлеба тает у меня во рту, и я проглатываю его, звук громкий и навязчивый посреди тишины.
Прежде чем я успеваю что-либо сказать, дверь в столовую распахивается.
— Так, так, что у нас здесь?
Глава 24
Аврора
На секунду я слишком ошеломлена, чтобы реагировать.
Я уже привыкла обедать наедине с Джонатаном и его коварным умом и блуждающими руками. Марго и Том никогда не прерывают нас, что, как я полагаю, связано с приказом Джонатана.
Поэтому, как только я слышу знакомый голос, я начинаю отрицать, думая, что это игра моего воображения. Или даже, что Харрис решил сегодня быть мудаком.
Но это не лицо Харриса и не его голос. Это...
Эйден.
Мой племянник, с которым я никогда официально не встречалась несмотря на то, что умоляла Алисию привезти его во время ее визитов в Лидс. Она говорила, что привезет, но так и не сдержала этого обещания.
Мой племянник, который при первой встрече назвал меня «мамой», потому что вообще не знал о моем существовании.
Он заходит внутрь, засунув руку в карман темных джинсов. Его шаги целеустремленные и уверенные. Прямо как у Джонатана. Он также является точной копией своего отца в плане внешности. Темные волосы и серые глаза. Гордый нос и точеная челюсть. Даже постоянный неодобрительный взгляд такой же.
И теперь он направлен на меня.
И тут я понимаю, в какое компрометирующее положение попал Эйден. Я сижу на коленях его отца, обхватив губами его чертов палец.
Я вздрагиваю, пытаясь встать, но Джонатан крепко держит меня за бедро. Я умоляю его дикими глазами отпустить меня. Возможно, он слишком напорист, чтобы заботиться о том, что думает его сын, но меня это волнует. Настолько, что каждую секунду, когда он прижимает меня к себе, я близка к тому, чтобы задохнуться.
Он должен видеть панику на моих чертах лица, и поскольку Джонатан не заботится о других, я подозреваю, что он никогда не отпустит меня. Но тут его пальцы ослабевают на моей талии, и я использую эту возможность, чтобы слезть с его колен.