Госпожа Клио. Восход
Шрифт:
– Может быть, мой вопрос покажется мелким, но он не дает покоя моей дочери, – женщина прикрыла дверь и осторожно опустилась на стул, – ей семнадцать лет. Девочка веселая, общительная, умная. В школе у нее много друзей. Пишет стихи, играет на пианино. Но есть у них в классе девочка, которая во всем ей завидует и распускает всякие грязные слухи. Сами понимаете, что можно придумать в таком возрасте, а Катя принимает это слишком близко к сердцу – нервничает, плачет, становится какой-то запуганной. Я все время убеждала ее, что не надо обращать внимания, ведь это последний год. Закончит
Словосочетание «заткнуть дрянь» казалось настолько инородным в общей конструкции рассказа, что Настя даже мотнула головой, проверяя, не ослышалась ли. Но женщина, видимо, приняла ее движение за отказ.
– Пожалуйста, – произнесла она жалобно, – пожалейте мою девочку. Она такая славная, а тут эта…
Настя прищурилась, пристально глядя в глаза собеседнице. Она всегда так делала, придумывая очередное «колдовство». С одной стороны, это являлось как бы защитным рефлексом, потому что ей было жаль людей, обращавшихся к ней за помощью; но, с другой, в душе жила и робкая надежда, которая в эти мгновения успевала одержать победу над раскаянием – если когда-то ей удалось поднять над землей Оксанку Симоненко, значит, все-таки есть в ней сверхъестественная сила! Она может снова проснуться и помочь, именно, этому человеку – надо только верить!
– Я помогу тебе, – ответила она серьезно.
Ритуал, способный «заткнуть эту дрянь», уже сложился в голове. Он был простым и наивным, но Настя не раз убеждалась, чем примитивнее все выглядит, тем сильнее люди верят в некое древнее таинство, пришедшее из времен, когда не существовало, ни телевидения, ни газет с их заумными объяснениями явлений.
– Что я должна сделать? – с готовностью спросила женщина.
– В субботу, желательно совпадающую с полнолунием – это усилит действие заклятия, – таинственно прошептала Настя, – возьми кусок плотной красной ткани, вырежи из нее полоску, по форме напоминающую длинный язык и черными шелковыми нитками вышей на нем имя завистницы. При каждом стежке повторяй: «Шью-зашиваю твой лживый язык, чтоб больше никому не вредил…»
– Можно я запишу? – спросила женщина.
– Нет. Ты должна все запомнить, – Настя строго погрозила пальцем, – приговаривая «Созданное тобой, забери с собой», обрежешь нить ножницами. Ленту завяжешь двойным узлом с приговором: «Пусть мир будет светел, защити меня от сплетен». Потом ленту положишь в банку, плотно закроешь крышкой с приговором: «Запираю злой язык на замок». Банку спрячешь, и больше она никогда не скажет ничего худого о твоей дочери.
– Но я не запомнила «приговоров», – растерялась женщина.
– Я не повторяю дважды. Иди домой, и если захочешь помочь своему ребенку, то все вспомнишь, – Настя отвернулась к окну, показывая, что сеанс окончен.
Такая тактика нагромождения множества действий и наговоров, которые человек не успевает запомнить с одного раза, всегда давали возможность объяснить неудачу несоблюдением точности обряда. Да, как правило, люди и сами понимали, что могли
Не решившись просить снова, женщина скромно поблагодарила и вышла, скорее, расстроенная, чем обнадеженная. Дверь за ней еще не успела закрыться, как в проеме возникла молодая особа в шикарной пушистой шубке. Распущенные волосы образовывали роскошную рыжую гриву, отчего лицо казалось бледным и поглощалось яркими губами и огромными зеленоватыми глазами. Настя всегда завидовала подобной внешности – такие экземпляры на улице встречались редко, а в основном улыбались с обложек и рекламных щитов, ассоциируясь с сексуальностью и беззаботной роскошью.
– Кайфово, – посетительница оглядела комнату, – значит, мать Анастасия… – при этом она чуть не прыснула со смеху, отведя взгляд от серьезного Настиного лица, – прости…
– Ничего, – Настя представила себя на ее месте и решила, что, пожалуй, тоже позволила бы себе рассмеяться от несоответствия, так сказать, формы и содержания. … «Сестра Анастасия» звучало бы более демократично, – решила Настя, – надо предложить Андрею…
– Присаживайся. Что тебя беспокоит? – по привычке сказала Настя. Ей хотелось поскорее перейти к делу, чтоб не сравнивать себя с гостьей.
– Допустим, меня обокрали, – потрясающие губы чуть приоткрылись и снова сомкнулись. Видимо, она ожидала ответной реакции, но Настя продолжала не мигая смотреть в ее глаза, не выражавшие никакого сожаления по поводу утраты.
Вообще-то Насте приходилось участвовать и не в таких расследованиях. Однажды к ней даже обращалась милиция с просьбой отыскать пропавшего человека. Правда, после того, как она ошиблась трижды, а сыщики вынуждены были буквально перепахать несколько гектар, пришлось быстренько покинуть приятный, гостеприимный Луганск…
– Дело в том, – посетительница устроилась поудобнее, – что я не хочу обращаться в милицию. Мне не столько дорого украденное, сколько необходимо знать, кто это сделал… Вот, смотри, с момента, как я последний раз видела вещь, в квартире побывало четыре человека, – она начала загибать пальцы, – брат, лучшая подруга, муж и любовник. Понимаешь, какая пикантная ситуация? Мать Анастасия, не могла б ты указать мне вора?
Насте не пришлось даже напрягаться, привычно щуря глаза – как у хорошего шахматиста в арсенале имеются десятки отработанных дебютов, так и у нее существовали стандартные формулы, которые она выдавала практически не задумываясь.
– Перед сном, – начала она без предисловий, – зажги новую белую свечу и подержи над пламенем нож с деревянной ручкой, пока он не раскалится. В это время приговаривай: «Этой ночью темною, ночью безлунною, когда только бесы, да лихие люди бродят по земле, приди вор за „своей“ вещью и покажи мне, где она лежит». Потом опишешь вещь, которую у тебя украли максимально подробно, чтоб ее нельзя было спутать ни с какой другой. Нож остудишь в холодной воде и положишь под подушку. После обряда ни с кем не разговаривай и ложись спать. Ночью тебе вор и приснится.