Госпожа ворон
Шрифт:
— Ну нет, — влез Серт, и Бану выкатила на тысячника глаза от изумления. — Так просто вы не отвертитесь.
— Что? — опешив, спросила танша.
— Что это сейчас такое было? Откуда она взялась?
— Куда делась? — подал голос Вал.
— Что за? — поддержал Шухран.
— Что за? — вторил тут же Дан Наглый.
— Действительно, — согласился обычно молчаливый Одхан.
Бансабира перевела глаза на Гистаспа: ну хоть ты осади их. Не время же.
Но Гистасп сидел, злорадно ухмыляясь и явно наслаждаясь ситуацией, в которой ей, танше дома Яввуз, приходилось уступать подчиненным, а не требовать обратного. Вот же, — в сердцах Бансабира скрипнула зубами и отодвинула пачку бумаг перед собой подальше. Откинулась в кресле,
Ниим изумленно переглянулся с Шухраном, потом с Сертом. Одхан довольно потер усы. А Гистасп даже не пытался прятаться: прикрыл лицо ладонью и хохотал.
Утром следующего дня делегация выехала в столицу. Двигались чертовски медленно, ведь, вслед за таншей с ее небольшим эскортом, по главному тракту тащился огромный обоз собранного со всего танаара налога. Четыре раза в год, хочет она или нет, ей приходится обдирать своих людей, чтобы содержать неуемную роскошь столицы.
Несмотря на то, что выехали Пурпурные с запасом времени, в Гавань Теней они прибыли последними — Бансабира едва успела привести себя в порядок с помощью опытного Лигдама (Вал, все-таки молодец, думала Бану, отыскал такого рукастого парня) и явиться к поздравлению. Ведь по дороге пришлось выполнить множество запланированных предприятий: дождаться и позднее на перекрестках расположить Бугута с отборной полусотней проходцев, как было оговорено, пока танша гостила у подданного. Ехать наобум по землям, где многие ее ненавидели, Бансабира опасалась, к тому же со столь небольшим количеством вооруженных людей за спиной. Да и ценность этих людей велика, рисковать ими нельзя. Так что на Бугута по обыкновению легло прокладывание безопасного пути. Дальше по замыслу, когда Бансабира вплотную подойдет к столице, часть помощников Бугута войдет в город с ней и раствориться в толпе, а часть разбредется сначала по югам и будет медленно-медленно возвращаться домой. Разведчики Юдейра — это хорошо, но лишь половина успеха. Проходцы Бугута способны к иному: Бансабире нужны подробнейшие карты из каждой местности, со всеми возможностями для засад и маневров, и со всеми опасностями — болотами и трясинами, обрывами, скалами…
Струны цитр дрожали, и звенящие высокие ноты, сливались в одновременно нежные и бодрящие напевы, от которых, казалось, пестрыми красками волшебства искрился воздух. Зовущие напевы зурн вплетались в темы цитр, как виноградные лозы, а чистый тембр поющих флейт освежал подобно утренней прохладе, с которой начался этот солнечный день. Красавицы играли на музыкальных инструментах, отчего хрустальное кружево бокалов с вином дрожало в унисон, заставляя пространство звенеть. Танцовщицы появлялись и уходили, сначала исполняя танец-поздравление в синих с желтым платьях, теперь лирический танец в костюмах цвета спелого персика, потом будет что-то еще…
Все двери тронной залы Яасдур были открыты настежь, открывая вид на зеленеющие лаврами сады, устланные шалфеем и тюльпанами, прибранные вдоль тропинок остриженными кустами роз — и света у празднующих было много. Вся зала наполнялась радужным мерцанием: вздымающиеся на фресковых стенах волны из герба династии сверкали сапфировой крошкой, примешанной к краске безымянным от времени мастером; короны морских владык и хвосты чудищ — осколками аметистов и топазов, а короны Светлейших рамана и раману, восседавших в окружении семьи на высоком помосте сияли изумрудами.
Гавань Теней торжествовала в самом сердце. Праздновали всюду — в огромной зале дворца, на огороженных полукруглых лоджиях и продольных балконах, пристроенные к которым боковые лестницы, изящные, с высокими перилами, вели в сады; под перекрытиями галерей и боковых выходов, под открытым небом. Официальная часть поздравления и вручения подарков состоялась ранним утром, так что теперь многочисленная правящая семья, приглашенные таны со свитами, лаваны и хаты столицы, родственники домов и приближенные к тронам развлекались в свое удовольствие. За исключением высокого помоста, где был установлен стол и высокие кресла для правящей семьи, все гости располагались на бесчисленных мягких подушках и низких скамьях, обтянутых дорогой парчой, украшенной разноцветным крашенным стеклом, золотистыми и серебристыми нитями, жемчужинами размером с горох и по углам — кистями с бусинами самоцветов. Большинство столов и подушек были разноцветными, яркими и светлыми одновременно. Но по всей зале можно было сосчитать двенадцать уголков, где все подушки были, например, зеленые или оранжевые. И глядя на это пестроцветие, любой признал бы, что за бойней наступило Буйство Двенадцати Красок.
Гарнизонные и их командиры тоже находились в приподнятом настроении, хоть и несли службу вместо того, чтобы предаваться праздничному разгулу. Даже раман Кхазар IV Яасдур, главный виновник случившихся растрат и разъездов, вопреки обыкновению имел не отсутствующий и безынтересный ко всему вид, а вполне веселился: подшучивал над водными женами, мило болтал о чем-то с законной дочерью и невесткой, потешался над сыновьями, отмахивался от командира дворцовой стражи, нарочито вздыхая — отнекивался от предложений Тахивран и, нет-нет, трепал по загривку одного из трех отборных породистых волкодавов, подаренных ему дочкой Сабира Свирепого. Надо же, в прошлый раз он не обратил должного внимания на девчонку. Кажется, север еще крепок? Кажется, жизнь в Ясе кипит все также, как и во времена, когда страна, вверенная великой династии, свалилась ему, чудовищно молодому, в неумелые руки?
Если бы не Тахивран, много ли он смог бы? Если подумать, власть никогда не влекла его. Вот Праматерь и послала ему супругу, способную уладить любую неприятность в стране. Он — любил семью, ему в свое время слишком остро не хватило ни матери, почившей на родильном ложе вместе с младшей сестрой, ни отца, погруженного в дела государства и обучавшего Тахивран, которой в двенадцать лет пришлось занять трон раману Яса. Если бы не они…
На званном обеде собрались представители уже всех домов, только Яввузы, как всегда выделялись: хотя сопровождение маленькой танши было здесь, самой Бану не было. Тахивран, скрипела зубами — любит, несносная, привлекать внимание. Раману быстро выцепила глазами Джайю: та стояла в нескольких шагах лицом к государям, беседуя с одной из дворцовых дам. Поймав взгляд невестки, Тахивран подозвала ее жестом. Дерганным жестом, оценила раманин.
— Ты послала за ней, как я сказала? — спросила Светлейшая гневным шепотом.
— Да, государыня, — Джайя опустила взгляд. Она округлилась в талии, руки и щеки тоже приобрели от беременности более округлые очертания, и строгая отцовская красота Далхоров, прежде выделявшая ее среди всех, отныне не так сильно прослеживалась в лице молодой женщины.
— Так пошли еще, — приказала Тахивран, чуть повысив голос. Кхазар обернулся к креслу супруги, не разобрав слов и лишь откликаясь:
— Да что же ты, милая, в такой день бранишь доченьку? Глянь, как притихла. Ну, раманин, ты же женщина нашей династии, подними свою прекрасную голову, — он улыбнулся старческими обвисшим лицом, и оно тоже засветилось.
Джайя коротко кивнула и поспешила убраться прочь. Дай Бог здоровья раману Кхазару, что отвел от нее безумный норов Светлейшей. И вообще дай ему Бог здоровья, подумала Джайя, направляясь в неопределенном направлении (лишь бы убраться с глаз нервной Тахивран подальше), ведь, когда его не станет, раманом станет ее муж, а значит, что в стране вообще не останется владык, кроме беснующейся от власти свекрови.
Кхассав в этот день активно увивался за водной женой Илией и другими женщинами, которые в любой степени казались ему интересны.