Госпожа ворон
Шрифт:
И с этими словами пошел дальше, опять натянув безмятежную и ко всему безразличную улыбку расположенности.
Иттая зажглась: вот он, ее шанс доказать ему свою надежность. Неважно, что она ничего не поняла из замысла генерала — Праматерь послала ей шанс добиться своего.
Тахбир, услышав сообщение дочери, недоверчиво вздернул бровь. Впрочем, если Гистасп избрал полем разговора личные покои танской кузины, значит, скандал — не самая большая беда из надвигающихся. Вечером, когда все собрались, и в означенную комнату пожаловал Гистасп, Тахбир убедился. Гистасп сообщил то немногое, что знал наверняка: Отан
— Перво-наперво, надо выяснить есть ли вокруг чертога и города засады. И, думаю, самым эффективным шагом будет удивить их ударом не с юга, а с севера, в тыл, — объявил Гистасп в конце.
Махран, сын покойного Доно-Ранбира, возглавлявший официальную разведку Пурпурного дома, деловито кивнул:
— Согласен. Думаю, мы управимся с этим за пару недель. Хотя, если засады достаточно далеко, может потребоваться много времени.
— В любом случае, думаю, проблем не возникнет, — добавил Русса. — Я выведу на прикрытие несколько сотен "меднотелых" арбалетчиков.
Гистасп кивнул.
— Тогда я постараюсь всеми силами выяснить, кто помогал Отану в подразделении или вне его, — пообещал Серт. — Не думаю, что проблема так велика, как кажется.
— Пока нет, — согласился Гистасп. — Но если таншу пристрелят по дороге домой, это отразиться на нас всех, — убедительности ради он обвел собравшихся непривычно серьезным и строгим взглядом. — И самое неудачное обстоятельство для нас заключается в расположении этих засад.
— Я смогу распознать их издали, — пообещал Махран. Гистасп качнул головой, и Серт быстро уловил опасения генерала.
— Генерал не сомневается в вас, ахтанат, — заявил блондин. — Но если засады ждут в той части тракта, которая вплотную прилегает к владениям Ниитасов, могут быть сложности.
— Но мы, как подданные Бану, можем там находиться, разве нет? — уточнил Русса.
— Официально, да, — подтвердил Гистасп. — Но когда я уезжал из столицы, Иден был все еще там, а в Сиреневом танааре пока управляется его сын Энум, который ненавидит таншу. Разумеется, на выполнение указа действующего тана его слово повлиять не может, но Иден Ниитас стар и мало ли что…
— Давайте не нагнетать, — посоветовал Тахбир. — Для начала разберемся с возможными засадами. Если они есть — скрутим Отана до лучших времен, а сами попробуем выяснить, чьей поддержкой он заручился, чтобы все это провернуть.
С ахтанатом согласились все.
Бансабира поклонилась, положив ладонь на сердце:
— Спасибо, удельный князь, за гостеприимство.
— Да ладно тебе, Бансабира, — отвечал мужчина на ласбарнском. — Давненько у нас не было гостей из храма. Передавай привет мастерам.
— Конечно, — улыбнулась Бану, утягивая верблюда лечь на землю.
— А все-таки, — вдруг подмигнул князь, постаревший знакомец из прошлого, но все такой же толстощекий, приторный и довольный, — как вы там с Астароше-то, а? Помнится, когда вы были тут в последний раз, выглядело так, что вы только и ждали возможности убраться из храма, чтобы… хм-хм, — лукаво заметил князь, — развлечься в волю.
Бансабира засмеялась:
— Что было поделать? В Храме нам совсем не давали возможности уединиться. Да и я тогда была еще ученицей, Тиглат все время следил за мной коршуном.
— Но сейчас-то трудностей нет?
— Нет, — улыбнулась Бансабира. — Сейчас все хорошо, — залезла в седло, оперлась на луку, пока верблюд распрямил задние ноги и выровнялась вместе с животным.
— Вот и хорошо, — согласился князь. — Астароше мне сразу понравился. И до сих пор нравится. Он был у нас года два назад, так мило побеседовали. Кстати, он говорил, ты ушла из Храма, — пристально следя за Изящной, заметил мужчина.
Бансабира улыбнулась одновременно доверчиво, широко и невозмутимо:
— Так и было. Тиглат всерьез вызверился тогда, и мне пришлось уйти, чтобы он просто не убил Астароше, надеясь занять его место в моей постели. Когда представился шанс — чуть меньше года назад — я вернулась в надежде, что Астароше еще не забыл меня, и — мне повезло, — сияя заявила Бансабира с немыслимым скрежетом в сердце. Меньше всего ей хотелось лгать об Астароше. Имена тех, с кем она дружила в храме Бану всей душой желала сохранить в чистоте от вранья.
— Эх, горячность молодых мужчин, — со странной нотой в голосе распел князь. — Ладно, Бансабира, будешь еще в Ласбарне, заглядывай. Рад повидаться.
— И я, князь, — улыбнулась Бану, заматывая черный длинный платок вокруг головы и лица. — Спасибо за новости, — подстегнула верблюда, с трудом с ним справляясь и пуская легкой рысью. Удельный князь, его сухощавый помощник и служанки вокруг, среди которых были и те, что заплели ей когда-то косы, расплетенные Астароше в их первую ночь, захихикали. Заматерела Изящная.
— Тебе спасибо за предложение, — шепнул князь под нос.
Отъехав от оазиса на несколько лиг, Бансабира придержала поводья, заставляя верблюда по кличке Шант замедлить шаг. Распахнув полы плаща, достала из-за пояса карту, присмотрелась, пальцем прослеживая по рисунку обозначения пути. Подняла голову вверх. Небо — чистое, солнце — высокое, светит ярко. Дальше, пожалуй, следует дать немного на восток, к оазису Мусфор — он недалеко от границы с Орсом, там можно будет вызнать немало полезного. А заодно предложить еще одному князю, если найдет нужного светловолосого раба, обменять его на сотню других.
Воздух плавился и искрился от зноя, растекаясь перед глазами, как горячее стекло в стеклодувном цеху. Верблюд, нагруженный поклажей, шел мерно, глубоко погружаясь в песок по мощные узловатые щиколотки. Поводил длинной шеей, потрясывал головой, отгоняя назойливых насекомых, в привалах жевал колючку твердыми, как щербатый валун, губами.
Бансабира щурилась, оглядывая из прорези обмотанного вокруг головы платка бескрайние солончаки на многие мили во все стороны. Барханы дрожали и шелестели — то ли жизнью в песчаных норах, то ли первым весенним змеиным движением, то ли просто гонимые ветром. Бансабира пыталась вдохнуть — глубоко и полно, и продышаться, однако, освоившейся, наконец, во льдах родины танше не доставало не только свежести, но попросту воздуха. Мокрая от пота одежда липла к телу днем, отчего все время чесалось тело, и застывала колом холодными ночами, от чего женщину колотил озноб. Едкий запах пота и собственных выделений из-за редкой возможности освежаться со временем въелся, и Бану с трудом могла разобрать, кто воняет сильнее — она или верблюд.