Гость волшебного мира. Книга первая. Незнакомец
Шрифт:
– Роем. И ставим – кивнул капитан, и хлопнул дверцей.
«Вандерер» поехал дальше по посёлку, а фон Зефельд, круто развернувшись, двинулся к школе.
Внутри здания тянулся аскетично пустой коридор, зато очень светлый и по-военному аккуратный, как и всё у немцев.
Фон Зефельд оставил дежурному свой промокший плащ и фуражку. Проследил, как незнакомца уводят вниз в подвал, по железным ступеням – услышал лязг отодвигаемого засова.
Сам же, с портфелем в руке пошёл вперёд, к четвёртой двери по правую сторону коридора. Напротив
Запнувшись на мгновение и выдохнув, словно собравшись с духом, фон Зефельд коротко стукнул в дверь и открыл её. И войдя в помещение, будто перенёсся в Германию.
Кабинет был выполнен в классическом, немецком стиле, уютно обшитый тёмными деревянными панелями. Одну из стен занимал длинный стеллаж с рядами книжных корешков. На полу паркет. В углу два мягких, кожаных кресла и такой же диван.
В сравнении со строгостью снаружи, обстановка поражала великолепием и вкусом. Особенно, от понимания, что всё это сделано местными силами, по требованию хозяина кабинета.
Сам он сидел за массивным дубовым столом. Перед ним, на двух подставках лежал чёрный жезл, раскрытый как футляр. Узкая, отщёлкнутая крышка на микроскопических креплениях, тянулась вдоль корпуса железной трубки до рукояти.
Тонкой отвёрткой и пинцетом Фарбаутр бережно и плавно копошился внутри жезла, словно проводил полостную операцию.
При виде фон Зефельда он вскинул голову. В глазах его, неуловимой искрой мелькнуло оживление.
– Густав! – воскликнул лейтенант, которого видно тоже захлестнула радость, заполонив всю грудь, и сердце, да ещё настолько, что сразу и не нашлось, как её выразить, поэтому он просто гаркнул: – Здравствуй!
Фарбаутр мгновенно будто помертвел. Лицо его застыло, как окаменело, и он опять вернулся к работе над жезлом.
– Я не Густав – прозвучал его холодный голос.
Фон Зефельд обмяк, однако, крепко сжал губы.
– Слушай. Для меня ты с детства Густав – терпеливо, но упрямо сказал он. – И для отца. И для мамы. А этот свой псевдоним оставь подчинённым!
Фарбаутр резко поднялся со стула, как вскочил. Фон Зефельд отпрянул. Их взгляды упёрлись друг в друга и чёрные глаза Фарбаутра прожигали ледяным морозом насквозь.
– Тогда, соблюдайте субординацию, унтерштурмфюрер! – металлическим тоном отчеканил Фарбаутр.
И выдержав звенящую паузу, властно рубанул:
– Он в подвале?
Фон Зефельд настолько опешил, что не смог выдавить ни слова. Но, Фарбаутр и не ждал ответа. Он выдернул из ящика в столе тонкие, чёрные перчатки; защёлкнул крышку жезла и подхватил металлическую палку с подставок.
Порывисто выйдя из-за стола, Фарбаутр жёстко протянул ладонь брату. Тот смотрел на неё с недоумением.
– Его досье! – потребовал Фарбаутр.
Фон Зефельд – встрепенувшись – суетливо расстегнул портфель, подрагивающей рукой извлёк оттуда папку. Фарбаутр вырвал её и стремительно покинул кабинет.
В коридоре он на ходу пристегнул чёрный жезл к кобуре и заткнул перчатки за ремень. А затем, раскрыл досье. Сзади семенящей походкой поспешал фон Зефельд.
Фарбаутр уже знал это здание наизусть – длину, ширину и все повороты. Поэтому, шёл, не отрывая глаз от текста.
«Томаш Горак – читал он сведения о человеке, которого привёз брат. – Чех, 46 лет».
Вместо фотографии пустой квадрат с кривыми волнистыми полосками засохшего клея. Фарбаутр удовлетворённо кивнул – это было его распоряжение.
Горак работал на одной из пивоварен в Чески-Крумлове, и искал контакт с организацией, входящей в состав СС. Двое суток назад состоялась даже его встреча с агентом. После неё Горак забежал домой за вещами, и не вернулся.
Когда агент сам наведался к Гораку, то обнаружил его забившимся в угол. Чех впал в реактивное состояние: ступор, заторможенность, оцепенение, нарушение речи. Он не помнил, что с ним случилось. И как встречался с агентом СС и хотел передать ему некую информацию – тоже.
Каких-либо телесных повреждений у Горака не было. И добиться от него ничего не смогли – он лишь бормотал что-то бессвязное и никого не узнавал.
Отчёт агента о встрече с Гораком попал в руки отцу Фарбаутра – генералу, графу Герхарду фон Зефельду.
И старого графа зацепило в том отчёте упоминание Горака об оружии, похожем на то, с которым столкнулся Фарбаутр здесь, в России – в лесу.
Фарбаутр, читая досье, свернул на лестницу в подвал, твёрдые подошвы сапог бойко застучали по ступенькам.
Получив вчера от отца сообщение про Горака, Фарбаутр распорядился скрыть чеха от всех непосвящённых, убрать фото из досье. Агента, который проводил с ним встречу, устрашили грифами секретности и подпиской о неразглашении.
Теперь, чеха привезли сюда и тут его следы для всех терялись. Однако – с ним самим странности только-только начинались, как следовало из дальнейшей записи в папке.
Но, Фарбаутр не стал читать. Он хотел это увидеть.
Железная лестница – внизу – упиралась в массивную решётку. За ней тотчас возникли два автоматчика и начальник караула. Щёлкнул засов, решётка со скрежетом отворилась. Охрана вытянулась по стойке смирно. Фарбаутр стремительно вошёл в подвал, ни на кого не глядя. Впереди – тянулся утоптанный, бугристый, длинный коридор.
Земляной пол бомбоубежища глушил быстрые шаги вдоль металлических дверей. Изначально здесь – в школьном подвале – конечно, не было никаких камер. Поэтому, их строили сами: из кирпича, листов железа. Решётку на входе и вовсе установили лишь двое суток назад. Ещё пришлось провести дополнительное освещение, и усилить электричество.
Зато теперь тут стало ярче, чем в помещениях наверху.
Охранник лязгнул громоздким засовом и открыл перед Фарбаутром камеру – белый свет и чистота делали её похожей на лабораторию. Даже бетонная плита на полу против подкопа – резала взор снежным, меловым сиянием.