Гостья из прошлого. Часть 2
Шрифт:
Она — Первородная, единственная Майклсон женского пола, не считая Фреи, которой для Ребекки не существовало ни раньше, ни теперь. Как ни существовало Кетрин, Авроры и прочих женщин, что пытались найти место рядом с ее братьями, желая потеснить ее саму с места общей любимицы. Тогда, когда она еще боролась за него, пока Клаус раз за разом не вытравил из ее сердца последние толики любви, усыпляя ее на века.
Пока она не сбежала.
Принять это решение было так просто. Гораздо сложнее — реализовать. Но находиться и дальше под властью ослепленного ненавистью ко всему миру брата
А Ребекки хотелось свободы. Самой решать, кого любить, где жить и чем заниматься. Ей до жути, до чертиков надоело постоянно убегать, участвовать в бесконечных битвах за власть, убивать ведьм, двойников и прочих магических существ, что были для Клауса лишь очередными степенями на его пути. Она знала, что братья не поймут ее. Разве что, Элайджа, но и он был слишком предан Клаусу, чтобы позволить ей уйти.
Первые годы, когда ей все-таки удалось сбежать, Ребекка просто жила. Наслаждалась тем, чего у нее никогда не было, купалась в свободе. Краешком сознания Первородная понимала, что братья просто позволили ей уйти. Приняли ее выбор. И то, что Клаус не кинулся за ней в погоню, наверняка взбешенный ее поступком, было — блондинка могла поклясться — заслугой Элайджи.
Но время шло, и вскоре не осталось совсем ничего, что бы не было ей испробовано, что бы доставляло ей удовольствие. Свобода превратилась в пустоту. И спустя почти век Ребекке впервые захотелось вернуться. Вот только то, что она узнала, приехав в Новый Орлеан, едва не свело с ума Первородную.
Ее братьям больше мне нужна была их семья. Ведь у них теперь были собственные. И если с наличием жен Ребекка еще могла смириться, то дети… Это было то, чего она хотела всю жизнь. Самая желанная мечта, которую блондинка запрятала глубоко-глубоко, зная, что она никогда не осуществится, ведь Майклсонам это было недоступно, и вот теперь оказывалось, что у нее уже были две племянницы. Ее братья осуществили ее мечту. А она - нет.
Сейчас, стоя на пороге маленького лесного дома, Ребекка не знала, какое из чувств владеет ей больше — любовь или ненависть. Впрочем, нет. Знала. Это был страх.
Страх того, что она теперь была совсем не нужна своей семье, накрывал ее липкой волной, заставляя замереть на месте ледяной статуей, не позволяя пошевелиться.
Ребекка с шумом втянула воздух, собираясь с силами. В конце концов, она — Майклсон. И всегда получала то, чего хотела. Что же изменилось сейчас? И изящная ладонь сжалась в кулак, с силой стуча в старую деревянную дверь.
Голос Элайджи она узнала мгновенно, и почти помимо воли голубые глаза наполнились слезами.
— Кол, если это ты, можешь сразу идти прочь, тебя это тоже касается, Клаус. И любого, кто…
— Прошу, открой, Элайджа!
Брат ответил далеко не сразу, а когда сделал это, его голос непривычно дрожал.
— Ребекка?!
Дверь перед блондинкой распахнулась так быстро, что она
— Что… что ты здесь делаешь? — хрипло проговорил он, замирая на пороге.
Первородная прикусила губу, пытаясь подобрать слова. Но она будто онемела, изучая брата округленными глазами. Он был таким, как и в тот последний раз, когда Ребекка его видела, и в то же время — совсем другой. Прежний Элайджа не позволил бы себе встречать гостей без рубашки, ступая босыми ногами по полу. Прежний Элайджа не улыбался так тепло и искренне, и его вечно холодное выражение лица не было таким радостным. А вот нынешний Элайджа делал именно это, и Ребекка сама не поняла, как оказалась в его крепких объятьях, когда он шагнул за порог.
— И где ты только пропадала? — ласково проговорил он, заглядывая в изумленные глаза, — войдешь? Правда, Гвендолин уже спит…
— Гвендолин? — прищурилась блондинка, осторожно делая шаг вперед.
— Моя дочь, — тут же отозвался Элайджа, и его голос буквально звенел от гордости.
— И как…как… ты… смог? — прошептала Ребекка, едва сумев подобрать слова, — ведь это… невозможно…
— Это очень долгая история, — тепло проговорил вампир, отступая назад, — может, все же войдешь?
— Это твой дом? — нерешительно произнесла Первородная.
— Мой и Алин.
— Алин?
— Моя жена, — коротко ответил Элайджа, не сводя с сестры внимательного взгляда, — с тобой все в порядке, Ребекка?
— Да, — кивнула та, растягивая губы в широкой улыбке, — я просто не думала, что вы… ты и Клаус… еще и дети… так много всего произошло.
— Ты сама предпочла не участвовать с жизни семьи, — склонил голову вампир, и в его голосе уже не было прежнего радушия, — что-то изменилось?
— Я…
Но договорить Ребекке не позволил незнакомый женский голос, который раздался за спиной у брата.
— Элайджа, у нас гости?
Хрупкая брюнетка шагнула вперед, когда Майклсоны повернулись к ней лицом, и Ребекка не могла не заметить, как вспыхнули любовью темные глаза стоящего с ней рядом вампира, когда девушка подошла ближе, хмуря тонкие брови.
— Не волнуйся, кошечка, — ласково проговорил Элайджа, не сводя с жены теплого взгляда, — это — Ребекка. Моя сестра.
Зеленые глаза удивленно распахнулись, и брюнетка сделала шаг в сторону мужа.
— Ты совсем не рассказывал о…
Первородная стиснула зубы, чувствуя, как ее накрывает волна злости, на эту молодую ведьмочку, что совсем без труда целиком и полностью завладела вниманием брата. Брата, который даже не упоминал о ее существовании. И это был Элайджа, который всегда любил ее. Чего же ждать от Клауса?
Блондинка сузила глаза, разглядывая Алин.
— Уверена, ты еще многое не знаешь о нем, дорогуша, — наконец выдавила из себя она, и на лице ведьмы отразилось непонимание, — но я расскажу тебе о своем старшем брате. Проведу небольшой экскурс в историю, как делала это раньше для сотни твоих предшественниц. Или их была тысяча? Ну что же ты молчишь, Элайджа? Разве так приветствуют свою настоящую семью?