Государи и кочевники
Шрифт:
— Хан-ага, — предложил Михайла. — Давай так: чтобы мне было спокойно и тебе тоже, — напишем бумагу о том, что все огурджинские числятся за мной и только я один могу ими распоряжаться, как захочу.
— Атеке! — громко крикнул старец, — приведи Абдуллу, пусть возьмёт с собой калам с чернильницей и бумагу!
Абдулла вскоре явился. Сел в сторонке, приготовился к делу. Михайла, не зная, сколько человек с Огурджинского у хана, задумался немного и неуверенно спросил:
— Кроме Кеймира, кто ещё у тебя, яшули?
— А откуда
— Ты думаешь, хан-ага, кроме тебя, никто ничего не знает! Сын его, Веллек, на пакетботе сидит, ждёт не дождётся, когда отца его приведу. Так кто ещё, хан-ага?
— Давай пиши, Абдулла, — старец кивнул слуге. Записали двенадцать человек.
— Ну вот, хан-ага, это по-нашему, — обрадовался купец. — Завтра же утречком пусть твои нукеры приведут всех ко мне на пакетбот. А теперь и о торговых делах можно побалакать. Сказывай, сколько тулунов приготовил этой самой пырдюм? — Михайла озорно засмеялся. — Ну и словечки у вас, яшули! Не могли по-иному, что ли, эту первосортную нефть назвать!
Ночевал гость тут же, в белой патриаршей юрте. Ночью просыпался и слышал в темноте, как тяжело, беспокойно ворочается Кият. Думал с сожалением: «Надо было податься на пакетбот, пусть бы хан со своей Тувак спал. А то вишь — как без неё сопит, а она в другой юрте — со служанкой». Отдалённые выстрелы, блеянье овец, лай собак и ишачий рёв долго не давали ему уснуть. Лишь далеко за полночь забылся в глубоком сне. И проснулся от тревожных голосов на дворе. Сбросив с себя одеяло, надел сапоги, выскочил наружу. Около пристани толпился народ. Михаила увидел в толпе растерянного Веллека.
— Люди говорят, отец мой убежал… Врут они! Хан не хочет отдать его. Урус-хан, выручи отца!
Кият тоже был здесь. С ним стояли Кадыр-Мамед и несколько нукеров.
— Хан-ага, что сие значит? — обиженно спросил Михайла. — Не заговор ли какой?
— Заговор, заговор, — уныло проговорил старец. — Только не против тебя заговор, а против меня. Этой ночью Кеймир-хан сбежал. Говорят, сам онбаши, главный надсмотрщик, снял с него цепи, посадил в киржим и уплыл с ним.
— Да… свежо преданьице, да верится с трудом, — усомнился Михайла. — А другие, значит, не сбежали? Здесь они?
— Другие все здесь. Вон сидят на твоём корабле, посмотри!
— Старосту надо отыскать, хан-ага! — твёрдо заявил Михайла. — Давай не будем терять дружбу из-за него! Найдёшь, коли захочешь!
— Найдём, найдём, всё равно найдём, — твердил Кият так растерянно, что купец перестал сомневаться в бегстве пальвана. Сам вдруг высказал догадку:
— А может, он уже на Огурджинском? Где ему ещё быть, коли убежал? Ну-ка, Веллек, садись… сейчас поплывём туда!
Успокоившись, Михайла попросил у Кията извинения за подозрения и грубость, пообещал, что с Огур-джинского заедет на Атрек, а потом приведёт сюда шкоут «Астрахань» и займётся приёмом нефти. Прощаясь, крепко потряс Кияту руку, но решил, что этого мало, и обнял его.
— Не серчай, Кият-ага, скоро встретимся!
Пакетбот поднял парус и легко заскользил по заливу в открытое море.
Кеймир стоял на возвышенности возле могилы святого Мергена и пристально вглядывался в каспийскую даль. Рядом с ним жались друг к другу жена и дочери. Отчаяние и страх обуревали пальвана. Он вспомнил всё, происшедшее с ним в прошлую ночь, и думал: надо быстрее бежать. Бежать! Но куда? В Персию? Нет, нельзя! На Гурген? Ни за что! На Атрек? Там только его и ждут, чтобы опять заковать в цепи и возвратить на колодцы!
Вчера в полночь, когда он, прикованный к якорю, спал в холодной пещере, пришёл главный нукер, снял с рук цепи и сказал: «Пойдём со мной!» Кеймир, не понимая, что происходит, последовал за ним. На берегу стояло ещё человек пять-шесть нукеров. Они молча посадили пальвана в киржим, подняли парус и поплыли от острова. Когда парусник отошёл на порядочное расстояние от Челекена, Кеймир спросил:
— Онбаши, если ты человек, то скажи, куда и зачем меня везёшь.
— Вах-хов! — удивился тот. — Тебе, пальван, об этом больше известно, чем мне, а мы только выполняем волю Тувак-ханым, которая пришла от своего хана и распорядилась, чтобы я сам тебя отправил домой на Огурджинский…
Кеймир всё понял. Нет, не Кият дал согласие на освобождение пальвана. Тувак, пользуясь неограниченной властью, сама предприняла такой рискованный шаг. Что ждёт теперь её, когда нукер вернётся и скажет Кияту: «Хан-ага, мы выполнили твою волю!»
Беспокоился Кеймир и о Веллеке. Сын отправился на Челекен с Михайлой. Но не получится ли так, что Кият-хан схватит мальчишку и оставит у себя заложником? И пальван, глядя в морской простор, то и дело спрашивал у жены:
— Лейла, ты уверена, что русский купец заступится?
— На всё воля всевышнего, — отвечала она, прикрывая губы платком, словно защищаясь от ветра.
Пакетбот Михайлы показался на горизонте под вечер. Ещё час, и пристанет он к Огурджинскому, и тогда будет известно, что ожидает Кеймира и его семью. Может быть, с купцом Михайлой плывут нукеры хана? На всякий случай пальван усадил Лейлу с дочерьми в гями. Сам же, зарядив ружьё и сунув под кушак пистолет, неотрывно смотрел на приближавшийся парусник.
Когда осталось до берега не более трёхсот саженей, Кеймир обратил внимание, как неуверенно скользит по волнам судно. Оно кренилось то влево, то вправо, и пальван подумал: «Или рулевой неопытный, или что-то сломалось». Приглядевшись, испугался. «Да на палубе нет ни души!» Пакетбот, казалось, вот-вот врежется носом в крутой берег. И лишь в последнюю минуту он неловко развернулся, прочертил бортом, затрещал и, словно споткнувшийся конь, поднял облако пыли. Кеймир выхватил из-за кушака пистолет и побежал к берегу.