Государственный обвинитель
Шрифт:
— Ладно, подождем. Никуда она не денется, приползет. А я уже тут!
— А вы не подумали, что если она и придет, то не одна?
— Подумал, подумал… Ее я всегда успею грохнуть, а там…
В этот момент зазвонил телефон.
Это было как удар током.
Даже Юм вздрогнул.
— Сидеть, — рявкнул он на Виктора, который попытался подняться с пола. — Сидеть!
— Нет-нет, что вы, я ничего…
Но Юм уже переменил решение. Он схватил трубку и сунул Виктору.
— Зови ее сюда, понял? — прошипел он.
— Да-да…
Виктор прижал к уху трубку и сказал:
— Наташа, это ты? Да, это я, Виктор, твой муж. Наташа, беги, беги, Наташа! — закричал он вдруг.
Удар в голову свалил его снова на пол.
Самое печальное, подумал Виктор, теряя сознание, что я разговаривал с длинным гудком. Наташа уже положила трубку, если это была она…
Амонек
В гостиницу Наташа не пошла. Перекусила в какой-то столовке, потом покормила Инну в сквере и пошла искать Витьку. В номере трубку никто не поднимал, значит, он еще не вернулся с этюдов… если он только жив. Хотя Юм не знает его в лицо. Самое страшное было в том, что Наташа боялась ходить по улице. Ей все время казалось, что Юм где-то рядом, что идет за ней по пятам. То и дело в потоке лиц мелькали его зловеще прищуренные глазки.
Так продолжалось до позднего вечера. Наташа наматывала круги вокруг гостиницы, каждые полчаса звоня в номер. Инна все время плакала. Пришлось заскочить в какой-то магазин, купить там простыню и прямо у прилавка разорвать ее на пеленки. Но подняться к себе в номер Наташа не решалась.
— Что же он делает, гад? — бормотала она, не зная сама, к кому больше относятся эти слова — к Юму или к Виктору. — Уже начало десятого, все пейзажи давно закончились. Ну почему он не возвращается?
В десять она решила попробовать в последний раз. И опять никто не поднял трубку.
— Ну ладно, ну ладно, — доказывала она сама себе, шагая к трамвайной остановке. — Он ведь знает, где меня искать, мы ведь с ним об этом говорили, и не раз. Так что все нормально, все нормально. Инночка, ты не волнуйся, наш папа нас обязательно найдет. Он у нас хороший, он у нас знаешь какой умный?.. Да он ни за что не даст нас в обиду.
А Инна и не думала волноваться, спала себе спокойно — как-никак, целый день на свежем воздухе.
Билеты были только в СВ и в общий. И то только потому, что за час до отправления сняли последнюю броню. Денег было мало, но Наташа решила ехать в СВ. Там хоть, по крайней мере, можно будет запереть купе, забаррикадироваться и не волноваться, что среди ночи тебя прирежут.
— А что, в купе больше никто не сядет? — спросила она у проводницы, когда поезд тронулся.
— Не, вряд ли. — Та пожала плечами. — Если тут не сели, то теперь до самой Одессы одна поедете. Чаю хотите?
— С удовольствием. — Наташа протянула ей свой билет.
Напившись жидкого вагонного чаю, она заперла дверь на замок, на всякий случай привязала ручку полотенцем и только потом улеглась спать, перепеленав на ночь Инну. Как ни странно, но уснула почти сразу, будто провалилась в колодец. Приятно стучали колеса, напоминая ей какой-то звук, который она слышала совсем недавно. Вот только какой — Наташа никак не могла вспомнить. Только потом она вспомнила и улыбнулась:
— Дрижжи-пэрэць-амонек-дрижжи-пэрэць-амонек…
Что за амонек такой?..
Территория
Ой, а ты ж сказала, что позвонишь, — оправдывалась соседка, краснея и бегая глазками по сторонам. А я подумала, что вы уже и не приедете. Ну и что же теперь делать?
Этого Наташа не ожидала — соседка Полина, которой она отдала ключи от дома отца, просто взяла и сдала его на все три месяца каким-то туристам. Причем насовала их туда, как сельдей в бочку. В каждой комнате жила или семья, или по двое-трое однополых одиночек. Даже на веранде поселила парочку каких-то бедных студентиков из Днепропетровска.
— Ну хорошо, а где мне теперь прикажешь жить? — Наташа была вне себя от возмущения. — Может, тоже снимать, как они?
— А чё ты разобиделась? — вдруг закричала Полина, полезла в шкаф и достала из-под простыней пачку денег. — На тебе, подавись! Она меня стыдить будет, тоже мне нашлась какая!
— Никто тебя стыдить не собирается. — Наташа повертела пачку в руках и положила на стол. — У тебя молоко есть дочку покормить?
— Нет у меня молока… Сейчас посмотрю. — Полина обиженно встала и ушла на кухню.
Наташа взяла деньги, выдернула из пачки, перетянутой резинкой для волос, половину, и сунула в карман куртки.
— Вот. — Она положила деньги перед Полиной, которая кипятила на плите молоко. Половина тебе. Приберешься там, когда они съедут, может, что-нибудь починить надо будет… Сама разберешься.
— Ой, конечно, конечно, Наташенька. — затараторила та радостно. — Какой разговор? Я и сама хотела. И ты не подумай, что я эти деньги думала себе в карман положить, я бы обязательно тебе отдала.
— И в следующий раз перед тем, как сдавать, сначала узнай у меня. Половину денег можешь себе брать, но чтобы в доме был порядок. И чтобы никто не жил в отцовском кабинете. Если книги пропадут, то потом таких не достанешь. Там сейчас кто живет?
— Ой! — Полина испугалась. — Сталевар из Тольятти с женой, запросто спереть могут! Надо было того профессора поселить с внуками.
— Как раз профессора и не надо. — Наташа улыбнулась: — Сталевару они — до лампочки, а профессор сразу парочку прикарманит.
— Ой, а ты-то как же? — хлопнула в ладоши Полина. — Может, тебе раскладушку у нас в летней кухне поставить? Вчера оттуда как раз съехали. А через пару деньков из вашей детской должны… Муж-то твой когда появится? Или ты одна?
— Не знаю когда. — Наташа пожала плечами. — Но ты не волнуйся, я на остров поеду завтра. Только переночую одну ночь.
— Вот. — Полина протянула Наташе бутылочку с молоком. — Пусть остынет, и можешь кормить…
Утром, стараясь загладить свою вину, Полина сбегала на Привоз, накупила детского питания, запекла курицу и только после этого отпустила Наташу на Ольвию. И целый час клялась-божилась, что в доме будет чистота и порядок, будто и не было никого.