Государыня
Шрифт:
И от Александра Елена не услышала ни слова о заговоре вельмож. Вот уже какой день он не показывался ей на глаза. По этому поводу она не переживала и не скучала по нему. Ей было без него покойнее, и она не питала никакого желания выполнять возложенный на неё супружеский долг. Она проводила время в своих работах: два раза побывала на богослужении в Пречистенском соборе, исповедалась, поговорила с митрополитом Макарием и попросила его присмотреть и освятить место для нового храма во дворе Нижнего замка.
— Тебе, владыко, должно знать, что мой батюшка просил великого князя Александра построить православную церковь близ наших палат, и о том записано в договорной грамоте. Да у него нет ни сил, ни желания строить. Так я уж сама…
— Дочь моя, я порадею за тебя,
— О том я знаю. Возведу на свои деньги: мне в храме молиться, а не ему. Ещё хотелось бы присмотреть храм, какой попригоже, чтобы мастерам показать.
— Есть что показать, есть, дочь моя. В Ошмянском мужском монастыре церковь Божия из белого камня на невесту похожа.
— Так я поеду туда, посмотрю.
— Как тебе угодно, дочь моя. А провожатых с тобой я пошлю.
— Вот и славно, владыко, — горячо ответила Елена. Она уже загорелась желанием как можно скорее окунуться в дела, потому как не терпела безделья. — Благослови же в путь.
— Благословляю во имя Отца и Сына и Святаго Духа, — произнёс митрополит и осенил Елену крестным знамением.
Вернувшись из храма в свои покои, Елена позвала дворецкого Сабурова и наказала ему:
— Ты, боярин, приготовь назавтра к утру тапкану лёгкую да игумену Довмонту шубу бобровую положи в подарок. Ещё воска на свечи пуда два и ладана.
— Матушка–государыня, всё исполню, — и снаряжу как должно, потому как за день не обернёшься. Место знакомое, игумен Довмонт душевен.
Получив повеление великой княгини, Сабуров поспешил к князю Ряполовскому, благо тот был в своих покоях, и доложил:
— Батюшка–княже, государыня завтра чуть свет в Ошмяны собирается.
— Зачем, не ведаешь?
— В монастыре у неё забота, а какая, не ведаю. Шубу велела положить в тапкану — подношение игумену Довгану, ладана, воска.
Князь Василий смекнул, что отъезд государыни им на руку. Что бы в Вильно ни случилось, на ней греха не будет.
— Отправь её с Богом и сотню воинов не забудь приставить. Да посоветуй в городке Лиде побывать. Там вёрстах в трёх есть женская православная обитель. Государыне надо знать о ней. Не забудь и игуменье Софронии дар отправить.
— Спасибо, что надоумил. Всё исполню, как сказано, — ответил Сабуров и заметил: — Поди, неделю в пути пробудет.
Как было принято у россиян, уехала княгиня Елена чуть свет.
Поездка в Ошмяны и в Лиду заняла у неё несколько дней. В Ошмянском монастыре она провела два дня и две ночи. Как увидела Елена белокаменный храм, так и зашлось у неё сердце от восторга и радости. Это была копия одного из суздальских храмов, лёгкого, устремлённого в небо, словно лебедь. Игумен Довмонт отслужил в честь княгини молебен. Ещё были литургия и вечерня. Во время службы Елена возносилась душою в небесные выси и не раз прослезилась от волнения.
А позже Довмонт рассказал многое о жизни православной обители, о том, как она возникла, кто построил церковь. Елена не ошиблась, назвав храм в Ошмянах копией суздальского храма. Судьбе, однако, было неугодно, чтобы Довмонт вспомнил что-либо о труднике Илье. Тот в это время дневал и ночевал с Карпом и Ведошем на озере Ош, заготавливая для обители рыбу впрок, бочками готовил снетка, который был у монахов в большой чести. Потом Елена погоревала, что не свиделась с любым ей Ильёй.
В лидинской обители Елена провела три дня. Это были дни благостного отдохновения от суеты мирской. Елена познакомилась со всеми тридцатью пятью инокинями, часами выстаивала с ними на богослужении, пела в их хоре, жила их жизнью. Она сдружилась с игуменьей монастыря сорокалетней Софронией, в миру полоцкой боярыней Елизаветой. Потеряв пятнадцать лет назад в битве с ливонскими рыцарями мужа, она ушла в Лидинскую обитель, постриглась и вот уже пять лет, как её избрали игуменьей за святость и доброту. Елена не раз думала, что любовь Софронии к мужу была очень сильной, потому как после него никто не покорил её сердце. А она была прекрасна не
— Ты, матушка–государыня, прикоснись к ним и во многом земном глубоко прозреешь.
— Я исполню твоё пожелание, матушка, — ответила Елена и позже долгий вечер провела за чтением божественных писаний.
Расставаясь, игуменья подарила великой княгине сочинения церковного писателя Михаила Пселла «Толкование на Песнь Песней, главы о Святой Троице и о лике Иисуса Христа». Эта книга была переведена в Киеве в 1039 году, в пору великого княжения Всеволода Ярославича.
— Да воодушевит тебя сей святой труд на дела богоугодные, — пожелала княгине игуменья Софрония.
В Вильно Елена возвращалась в благостном расположении духа. Она побывала на родной русской земле, среди близких её сердцу россиянок. Она укрепила свой дух, напитав его стойкостью и жизнелюбием Софронии. Ей захотелось немедленно взяться за возведение храма. Она уже думала послать людей на поиски белого камня, ещё отправить кого-либо из бояр в Полоцк за мастерами каменного дела, которые смогли бы построить храм, краше Ошмянского. Сказывал игумен Довмонт, что в Полоцке есть такие мастера.
Тем больнее был удар по радужному состоянию духа от того, что увидела великая княгиня в Вильно. Множество конных воинов, бегущие куда-то горожане, гвалт толпы, выкрики угроз литовцев русским. Елена услышала, как кто-то вдогонку её тапкане с яростью бросил бранные слова: «Пусть убирается и она, эта ведьма! Извела нашего государя!» Строй ливонских рыцарей вовсе поразил её. Первым делом она подумала, что эти рыцари и захватили город, но потом отвергла это предположение, потому как они вели себя мирно. Никто из них не остановил её тапкану, она свободно доехала до ворот замка. Елена послала боярыню Анну Русалку, сопровождавшую её, узнать, что происходит в городе, и велела позвать сотского, который следовал во главе её сотни воинов. А через несколько минут, лишь сотский появился близ тапканы, в замке увидели экипаж государыни и ворота распахнулись. Сотский первым устремился вперёд. «Дорогу государыне! Дорогу!» — кричал он, увидев за воротами замка толпу людей. У парадного крыльца замка Елену встречал Александр. За ним стояли две группы: с правой стороны — паны рады, с левой — князья и бояре Елены. Александр был трезв. На его бледном лице высветилась виноватая улыбка. Он взял Елену под руку и повёл на высокое крыльцо, намереваясь увести в замок. Но Елена остановилась и спросила:
— Государь, что случилось? Почему всюду воины, почему у ворот замка ливонские рыцари? Что происходит в стольном граде? На площади, на улицах вооружённые горожане.
Александр замешкался, посмотрел на Монивида и сказал:
— Идём в покои, моя государыня. Там ты всё узнаешь.
— Никуда я не пойду. Здесь моё место, — ответила Елена.
Она освободила руку и повернулась к площади, пытаясь понять, что всё-таки произошло в её отсутствие. Она увидела близ хозяйственного двора сотни три своих воинов, стоявших толпой. А вдоль крепостной стены верхами застыли не меньше двух сотен шляхтичей. Елена поняла, что литовцы и русские разделены не случайно. «Кому потребовалось поселять в людях вражду? Кто загнал моих воинов в конюшни и на скотные дворы?» — подумала Елена, ощутив, как в виски ударила кровь, а в груди закипел гнев. Она повернулась к литовским вельможам и спросила: