Государыня
Шрифт:
Елена знала, что многие вельможи значительно богаче великого князя. Те же Николай Радзивилл, Влад Монивид, Хребтович. Они способны были держать наёмное войско. А с князем Михаилом Глинским никто в Литве и Польше не мог сравниться. Лишь по поводу епископа Войтеха Елена ничего не знала, а он был тоже богат. И всех их вместе объединяла жажда наживы. Они были готовы добывать богатство любыми путями, их не пугал ни людской, ни божий суд.
Самым бескорыстным и честным в державе был великий князь Александр. Он не придавал значения деньгам. Если они у него были, он попросту сорил ими. Он любил роскошь, богатые одежды, обильную пищу, питал слабость к певцам и музыкантам, содержал их. Александр оказался страстным ценителем лошадей и за хорошего коня не жалел никаких денег.
По молодости лет, может быть, Елена не придала бы значения тому, что её супруг — мот. Однако, пройдя дома у матушки хорошую науку ведения дворцового хозяйства, она сочла за благоразумие сохранить свою казну до лучших времён. Невольно она включала в «лучшие времена» и появление наследника. Позже это стало её главным козырем при отказе Александру и его вельможам в деньгах. Казначею Кулешину она наказывала:
— Ты, Фёдор, береги каждый грош как зеницу ока. У нас с тобой ещё долго не будет доходов.
Дьяка Фёдора не надо было учить бережливости. Одним словом, был он скопидомом, тем и гордился. Он говорил Елене, высоко подняв голову, значительно и важно:
— Матушка–государыня, испокон веку Кулешины были хранителями княжеского добра, и никто их никогда не попрекнул, чтобы копейка сквозь пальцы утекла.
Поворошив в отважной головушке мысли, великая княгиня, не дрогнув бровью и не сочтя зазорным, ответила Войтеху и всем, кто стоял близ него и Монивида:
— Слушайте, вельможные паны и ты, епископ, моё слово. Из русской казны в литовскую казну ни одного флорина не ляжет, пока не будет она пополняться от доходов державы. Не хочу и не могу бросать батюшкины деньги на ветер. Казна моя перейдёт только нашему наследнику.
С этими словами Елена сделала лёгкий поклон вельможам и вместе со своими приближенными направилась к лестнице на второй этаж. Такой ответ Елены пришёлся вельможам не по душе, но они не успели возразить: великая княгиня ушла. Александр было двинулся следом за ней, но Войтех остановил его:
— Государь, сын мой, не уходи. Ты нам нужен.
Великий князь подошёл к Войтеху и посмотрел на него с неожиданно вспыхнувшим гневом. Потом он прошёл к столу, решительно взял кубок с вином и выпил его одним духом. Спустя мгновение он услышал то, что его окончательно взбеленило. Канцлер Монивид — умышленно или нет — достаточно громко сказал епископу и всем, кто был рядом:
— Святой отец, тебе лучше нас известно, что великий князь недомогает, и церкви должно его лечить.
После этих неучтивых слов князь Александр стукнул кубком о столешницу и с гневом спросил Монивида:
— Чем же я недомогаю, граф Влад? Это тебя одолела бешеная болезнь попрания государя!
Не дожидаясь ответной брани, великий князь покинул трапезную и быстро пошёл наверх, в покои Елены. Он шёл и ещё не знал, зачем идёт, что скажет при появлении в её покоях. Ему просто нужно было видеть свою жену, позаимствовать у неё мужества и стойкости, которых ему так недоставало в постоянном борении со своими вельможами. В пути он встретил нескольких воинов государыни. Был час смены караула, и делал это сотский Илья. Увидев великого князя, Илья остановил ратников, приказав им застыть, и пока государь шёл, они не шелохнулись. Александр обратил внимание на статных руссов, всмотрелся в их лица и задержал взор на Илье. Что-то в сотском удивило государя, но что — он не мог этого понять.
— Ты кто такой? — спросил Александр.
— Сотский её величества, — ответил Илья.
Великий князь пожал плечами и прошёл мимо. Позже во многие грядущие годы, до самой своей
Глава восемнадцатая. ВРАЖДА НАРАСТАЕТ
Прошло больше года, как княжна Елена пребывала в супружестве. Сколько радости, счастливых перемен произошло бы в жизни княгини, если бы её брак состоялся по любви. Но её не было. И ничего нового не случилось между Еленой и Александром с того далёкого дня, когда их обвенчали, ничего отрадного, что скрасило бы их серую жизнь в великокняжеском дворце. У княгини Елены уже миновала пора ожидания перемен. Сплошные будни шли чередой, и казалось, им не будет конца. Великокняжеский двор по–прежнему был разделён на два лагеря. В праздничные дни — Рождество Христово, Крещение, Пасха — двор Александра шёл в костёл Святого Станислава и слушал проповеди Адальберта Войтеха, двор Елены шествовал в Пречистенский собор и там наслаждался божественным пением. Для Елены это были дни утешения и праздники души.
Александр смирился с участью «соломенного вдовца», как его за глаза окрестили близкие вельможи. Он посещал покои великой княгини лишь тогда, когда ему нужно было посоветоваться с ней по поводу посольства к великому государю всея Руси Ивану Васильевичу.
Эти встречи были короткими, сухими. Иногда Александр встречался с Еленой во время полуденной или вечерней трапезы в её покоях. Застолье протекало скучно. Было похоже, что все, кто собрался на трапезу, имели одну заботу: наполнить желудок. Никто не вёл разговоров, только пролетали, словно тихий крик лесной птицы, отдельные слова, шуршал шёпот да позванивало столовое серебро.
Лучше других Елена понимала, что размежевание в замке — плод разрастающейся вражды, и она знала ту новую причину. Теперь о её приданом речи не велось. Мешало сближению её и Александра, всех её приближенных с вельможами великого князя различное вероисповедание. Даже среди приближенных Елены на почве вероисповедания не было мира. Эта вражда возникла не от природы нравов, не от различия религий, она была посеяна рукою епископа Адальберта Войтеха.
В те дни, когда из Вильно выпроводили почти всех русских, по совету епископа Александр прислал в услужение Елене несколько придворных дам, и встали близ неё жена гетмана Радзивилла княгиня Софья Заславская и жена гетмана Гаштольда, Оксана. Словно в утешение княгине Елене место первой дамы при ней было отведено княгине Марии, жене знатного князя Богуша Богданова. Она была православной христианкой. Казалось бы, Елене это было в радость, но именно появление Марии отравило жизнь не только придворным Елены, но и ей самой. Сварам и склокам на религиозной почве между дамами не было конца. Больше всего в этой вражде доставалось истинной православной христианке боярыне Ксении Сабуровой. Елена часто заставала её в слезах, и та жаловалась на тиранство двух «злыден».
— Господи, матушка великая княгиня, Софья и Оксана поедом меня едят. А ежели Мария заступится, так они, будто бешеные собаки, набрасываются и на неё, со слезами на глазах делилась своими печалями Ксения.
И однажды Елена сказала себе: «Так дальше жить нельзя! Я всё переверну, но добьюсь благочестивой жизни!» А где-то в глубине души княгини отчаянно и знойно прозвучало как заклинание: «Да, берегитесь! Моему терпению есть конец!»
Как-то поздним майским вечером, на исходе дня Святого Духа, после новой свары придворных Елена позвала с собой боярыню Ксению, взяла двух воинов с десятским Карпом и отправилась на половину великого князя. В его покоях Елена увидела привычную картину: в небольшой трапезной зале князь Александр предавался наслаждениям, бражничал вместе с испытанными «друзьями». Появление великой княгини не вызвало у вельмож никакого удивления. Но это была лишь видимость безразличия. Елена так и поняла и без церемоний ущемила честь приближенных Александра: