Говорит и показывает. Книга 1
Шрифт:
Наверное… Наверное, потому что я… потому что не стала… Не захотела… не позволила… Но если так…
Если так, то… то дурной он значит парень!?..
Рассказывают девчонки, как парни остывают, если отказываешься, как я. Но разве это может быть про Васю? Про Васю?!
Нет, он не такой! Он хороший. Он сам не стал настаивать. И вообще, он бы…
Мне всё время хотелось плакать, и я плакала каждый день. И скучала по нему ужасно. Снова ждала, сердилась и не верила самой себе, снова удивлялась, что он не звонит, и опять вопреки логике не хотела верить, что он решил перестать дружить со мной, потому что я оказалась такой старомодной и скучной.
Он, может быть… может быть, с другими, кто не сторожится так сейчас…
А девчонки звонили. Когда я смогла говорить, отвечала. Рассказали, как прошёл Новый год, действительно играли и в «Мафию», и в «Кис-мяу», и нацеловались друг с другом до боли в челюстях. Шампанского напились, курили, кто-то сигарет принёс.
– Повеселились отменно, жаль, что вы с Метлой не пришли. Но вы-то хоть время не без пользы провели? – я прямо вижу, как блестят глаза у Оксаны при этом вопросе.
Рассказать ей, что было – невозможно, и сказать, что у Васи мама попала в больницу из-за водки – ещё хуже. Поэтому я сказала уклончиво:
– Нормально.
Я и подумать не могла, какие выводы они могут сделать из моих слов не говорящих ни о чём. Но я не думала в тот момент ни о каких выводах.
– Ладно, расскажешь потом. Выздоравливай, Кошка.
Я вышла из комнаты, догоню Ю-Ю, вроде не вышел ещё. Воспоминания об этом разговоре заставили меня сказать ему:
– Ю-Ю, может, шампанского купишь на дачу? – я застала его в прихожей за тем, что он застёгивал тёплые ботинки.
Поднял голову, мотнув волосы назад. Усмехнулся, чуть-чуть вбок, симпатично:
– Идёт. По секрету. И вкусного чего-нибудь. Чего хочешь?
Я пожала плечами. Аппетит не вернулся пока. Вот попробовать шампанского хотелось, предки не дают пока…
Я не могу ни дозвониться, ни застать Майку. Это первый раз за три с лишним года, когда мы не видимся так долго. Всегда и на каникулах мы виделись каждый день. Встречались и гуляли, в кино ходили. Ни разу не было, чтобы она не хотела со мной говорить хотя бы по телефону. То её нет, то…
Это из-за того, что случилось. Это из-за этого. Она меня любит, а я руками ей под джинсы… вот и не хочет теперь меня видеть…
Не пара мне. Конечно. Я грубый, похотливый… грязный малый. А она… она такая… как охапка цветов… Майка…
Я не разговаривал с Иваном Генриховичем все эти дни. Будто в осаде. Мама в больнице, Майка не хочет говорить и видеться со мной, а с моим взрослым другом, я не хочу теперь говорить.
Мама шла на поправку. Похорошела и посветлела лицом, стала похожа на себя прежнюю, вот выпишется, причёску сделает. У неё волосы вьются как у меня, сейчас свалялись, но выйдет и…
Мама выписалась девятого января. Но на другой день пришли две тётеньки, похожие на диванные подушки, в кофтах с люрексом, с начёсанными волосами в причёски высотой в дом. У одной белого цвета, у другой – малиновые. И говорили, потрясая толстыми серьгами и клипсами в толстых ушах:
– Если не прекратите такой образ жизни, Анна Олеговна, будет рассмотрен вопрос о лишении родительских прав. Сколько сыну лет? Хорошо будет, если он за год до совершеннолетия в Детский дом отправится?
Мама побледнела на это, зябко запахивая халатик на груди, пальцы дрожат. И не как обычно, а со страху.… Мамочка, какой Детский дом, я сам могу обеспечивать тебя… Мамочка… только…
Когда тётки ушли, мама заплакала, обняв меня:
– Сынок, ты не бойся. Не думай… всё теперь будет хорошо. Я обещаю. Ты мне веришь?
Я верю. Он никогда ещё ничего такого не обещала. Никогда не говорила так и не плакала.
Зимняя сказка за городом даже во время оттепели не разрушается. Тем более в такую сказочную погоду, когда как у Пушкина: «Под голубыми небесами…».
Снег слепит глаза и наполняет светом до кончиков пальцев. Когда восьмого января, мы приехали на дачу, оказалось, и дорожка от калитки расчищена, и внутри тепло. Дачу эту купили так давно, что даже мама не помнила когда. Дом старый и перестраивался множество раз и пристройки разнообразные делали в разные годы, поэтому выглядел он чудно, как теремок, с несколькими входами, с верандой, сейчас промёрзшей, и вторым этажом. И кухней. Вторая была летняя – на дворе.
Сад, как и при городском доме, был старый и запущенный, но именно этим и нравился мне, это взрослые всё время ругались, собираясь то вырубить деревья, то позвать кого-то, кто сумеет обиходить их. Но ничего не происходило, деревья старели, превращаясь в сказочных корявых «красавцев», и сейчас в снегу и инее они были ещё красивее и загадочнее, чем когда бы то ни было. Я думала, только весной, когда здесь всё в цвету, тут сказка. Но и сейчас сказка. Только другая. Немая и прозрачная. Сверкающая. И вовсе не мёртвая. Кто придумал, что зима походит на смерть природы? Она жива, и даже не спит, просто это иная тонкая и хрупкая жизнь. Как снежинки…
– Как хорошо, – выдохнула я, остановившись у дома.
До дачного посёлка нас довёз Ю-Юшин приятель на своих жигулях, обратно же мы поедем…
– На автобусе поедем, – улыбаясь, сказал Ю-Ю, – забыла? Остановка, вон. Придётся, конечно, прогуляться по лесу пол часика.
От города посёлок близко, на автобусе полчаса, на машине и вовсе четверть часа. Но место здесь чудесное в любое время года. Я забыла, потому что давно не бывала здесь зимой. Лыжи у меня сломались, а других развлечений тут не было. Правда, книжек привезли тем летом.
Внутри пахнет печкиной стенкой – белёными кирпичами, уютно, вкусно.
– По телевизору только одна программа, – сказал Ю-Ю.
– Я вообще не думала, что он работает зимой, – удивилась я.
– Всё работает, – улыбнулся довольный Ю-Ю. – Спать тут будем, в других комнатах слишком холодно, не протопишь всё.
В большой комнате кроме круглого обеденного стола, диван с деревянной спинкой, старинный и второй, просто старый, обыкновенный. Бельё и одеяла надо принести, чтобы согрелись.