Говорящие памятники. Книга II. Проклятие
Шрифт:
– Не знаю, я редко бывал наверху. Там сейчас свистопляска! И каждый хватается за денежную выгоду. Обратите внимание, не производственную, не моральную, касающуюся диалектики русской души, именно денежную. Вероятно, человек перестал верить многим
– Но Вы меня сильно огорчили, мастер.
– Не огорчайтесь. Вы думаете, я не переживаю за Вас? Работа продолжается, но…
– Что ж, тогда надо торопиться. – Лев Николаевич поднялся с лавки.
– Погодите. Я, конечно, рискую, но на свадьбе Вы необходимы. Цыгане, русский фольклор – всё это должно быть. Но главное – тамада. Это Вы. Прочь уныние, классик! До скорой встречи! – олигарх опять надел персидский халат, пожал писателю руку, проводил до дверей.
Глава четвёртая
Код бессмертия
– Вы тоже считаете, что человека можно заставить сойти с ума? – обратился олигарх к Гиппократу. Гиппократ не торопился с ответом не потому, что был уверен, что можно, и так почти и бывает среди материально зависимых друг от друга людей. Он не хотел обидеть хозяина. Он, как и многие в Чистилище знал, что дочь Крупина, Зела, по кличке Катастрофа, часто страдает чувственными припадками и теряет не только память, но и свою честь, используя лёгкое прыгучее тело с первым попавшимся мужиком.
– Вы дружили с Колбасовым? Мне об этом Анаконда сообщила – его бывшая сто первая жена.
– Нет, упаси господь… Он гипертоник, кроме того, страдает жутким простатитом, постоянно обращался ко мне, к тому же заядлый подпольный пьяница.
– Об этом я узнал с большим запозданием, – сухо сказал олигарх.
– Извините, но Колбасов как раз тот человек, который может заставить сойти с ума кого угодно – даже Льва Николаевича.
– Вот как! – хозяин налил в золотую чашечку чёрный как уголь кофе, предложил Гиппократу присесть и выпить за компанию. Врач смутился, почему-то растерянно посмотрел на чашку.
– Нет, нет, спасибо, у меня сегодня клиентов больше, чем вчера, и многие хотят жить…
– Извините! Но Колбасов в розыске и я кое-что хотел бы от Вас услышать.
– Не дай бог, Мардахай Абрамович! Я всё чаще с ужасом думаю о том страшном времени, когда мы все вдруг (кроме Вас, конечно) окажемся в розыске… И Василий Великий, и Ломоносов, и Державин, и Батюшков, и Пушкин, и Лермонтов, и Писемский, и Толстой…
Конец ознакомительного фрагмента.