Гойда
Шрифт:
То мгновение пронеслось столь быстро, что Басманов-сын едва уловил его. Фёдор ощутил горячий поток крови, бойко хлынувший, заливая лицо стражника. Слух точно отказал – юноша не слышал надрывного ора, что разнёсся по сводам тронного зала. Второй удар был твёрже – рука новоявленного палача точно окрепла, держа оружие. Алексей отпустил рынду, когда тот возопил в адской агонии. В крике рынды терялся низкий звучный смех Иоанна.
– Нынче всё иначе будет устроено… – вздохнул государь, медленно возвращаясь на свой трон.
Бояре и воеводы, которые несколько мгновений до того держали совет с государем, боялись шевельнуться. Фёдор ощутил, как тяжёлая рука опустилась на его плечо. Обернувшись, он встретился взглядом со своим отцом. Алексей одобрительно кивнул, пару раз хлопнув сына по плечу. Тот жест будто вывел Басманова-сына из оцепенения. Он опустился на колено и вытер лезвие о плечо рынды, которого колотило от жуткой боли. Фёдор бегло оглядел ослеплённого и поднялся на ноги, переведя взгляд на царский трон. Иоанн сидел, устремив полубезумный взгляд куда-то вперёд. Губы его подрагивали, но ни звука он не произносил. В том жутком оцепенении прошло около минуты. Казалось, само время застыло, не решаясь двинуться дальше.
– Иначе всё… – тихо прошептал Иоанн, мотая головой и смежая веки.
Деревянные балки нависали практически над самыми головами людей, забившихся в углу. Небольшое окошко располагалось прямо под потолком и давало немного бледного света с улицы. На большом сундуке со сломанным замком сидел парень, постанывая от каждого прикосновения знахарки Агаши. Под её ногами стояла кадка с водой, в которую подмешали настойку на спирту с травами. Знахарка протирала лицо парня, заплывшее от отёков и синяков. Губа была рассечена с такой силой, что гонец едва держал рот закрытым.
Рядом с ними сидели двое девок за рукоделием. Они были похожи меж собою не только лицом, но и цветом волос. Одинаковые платья, скроенные в скромной простоте, ещё боле мешали их меж собою. Девушки склонились ко свече, которая стояла на сундуке подле раненого парня. Мягкий свет дрогнул, ибо от открытой двери повеял слабый ветер.
Парень не мог сосредоточить взгляд. Он видел мутное очертание человека в чёрной накидке, наброшенной поверх красного шёлкового кафтана. Агаша же, как и девки, тотчас узнала Фёдора Басманова. Знахарка поднялась со своего места и принялась расправлять юбку, измятую за долгим сидением. Девушки отложили своё рукоделие, быстро встали босыми ногами на пол и кротко опустили свои взоры в пол.
Фёдор взглянул на них и указал головою на дверь. Они не медлили ни секунды. Агаша тоже было последовала за ними, но Басманов остановил её жестом. Знахарка кивнула, оставаясь на ногах, точно не зная, куда и деть себя. Взгляд её бросился на грязное тряпьё, которым отирала она тело избитого. Агаша быстро собрала те лоскуты прочь с глаз Фёдора. Сам же Басманов сел на табурет прямо подле гонца, которому не было сил подняться на ноги.
– Узнаёшь меня? – тихо спросил Фёдор.
Гонец закивал, морщась от боли.
– Так растолкуй мне, отчего Курбский к Жигимону-то переметнулся? – спросил Басманов.
– Так со страху всё… – с трудом ответил гонец.
Его лицо обернулось сплошным синяком. Не было возможно сыскать там живого места – всё побои измесили.
– От гнева царского бежал… – едва ворочая языком, продолжил он. – Потерь… слишком много потерь в войне… царь… не простил бы. Вот Курбский и бежал… и спасся…
Голос его ослаб, и речь прервалась жутким кашлем.
– Отчего променял он государя нашего? За всё предоброе Андрей к латинам перебежал? – спросил Фёдор, когда кашель унялся.
– Что гадать? Неведомо мне то… – через силу ответил гонец.
Фёдор свёл брови и глубоко вздохнул, мотая головой.
– Выходи его, Агаш, – приказал Басманов, вставая с табурета.
– Уж с Божией помощью, с Божией помощью, – ответила знахарка, осенив себя крестным знамением.
– И что за девчушки сейчас подслушивают нас за дверью? – спросил юноша.
– Девки-то? Сиротки безродные. Они и так дурочки убогие, не обижайте их почём зря, Фёдор Алексеич!
– Не буду, – усмехнулся Басманов. – Раз уж ты, Агаша, просишь за них.
С теми словами Фёдор направился к двери и покинул тесную душную комнатушку. Он вышел в мрачный коридор. Мысли его мешались, пока он проходил от одного редкого факела к другому. Не заметил он, как в своих размышлениях оказался в просторном зале с выходом во двор. По правую руку от Басманова возвышалась большая белокаменная лестница. Фёдор поднимался, когда услышал свист. То был его отец.
– Я-то понадеялся, ты сейчас где-то по полям скачешь, – произнёс Алексей вместо приветствия.
Фёдор слабо усмехнулся и помотал головой.
– Нет, батюшка. Негоже службу оставлять, ежели средь ближних наших Иуда, – ответил юноша. – Как государь? Унялся его праведный гнев?
Алексей отмахнулся и помотал головой.
– Не уймётся долго ещё, – ответил мужчина, почёсывая подбородок. – Услужил нам Андрюшка, услужил! Ничего не сказать! Жил бы себе, как у Христа за пазухой! Нет же, неймётся ему, сучий он потрох! Знал бы – прирезал пса!
Фёдор коротко усмехнулся, глядя на негодование отца.
– Полно вам, батюшка, поминать подонка этого. Лучше напутствие дай.
– Ныне делай, что и ранее – служи государю. Злости не вызывай его, да ежели иной вор али изменник прогневает царя – так под ярость его не попадайся. За опальников не вступайся – сам видел, ещё больший гнев обрушишь на голову свою. Надобно оно тебе? А меж тем ты не сплоховал, Федя.
– Да какой же полудурок сплохует, ежели держал ты предо мною его, да безоружного? – спросил юноша, пожав плечами.
Алексей усмехнулся, окинув взглядом своего сына с ног до головы.
– Славный ты парень, Федька, да ловкий. И рука у тебя тверда.