Грабеж – дело тонкое
Шрифт:
– Значит... – Саша покрутил ус, задумчиво разглядывая перемещение водяного комара на ровной поверхности воды. – Значит, Решетуха в отсутствие Сутягина проник к нему в квартиру, захватил без его ведома какие-то вещички, принадлежащие хозяину, и теперь пытается свалить из города?
– Точно, – похвалил логику моего босса прокурор. На его лице появилась зловещая улыбка, и я сразу догадался, что нам с Земой готовится какой-то сюрприз. – Думаю, Сутягин будет очень расстроен сегодня поутру, придя в новую квартиру. Не везет парню с жильем...
Слушая разговор, я посматривал на часы. «Адмирал Колчак» не может стоять у кнехтов вечность. Если мне не изменяет память, то пароходы отваливают от этой
– Да ты не кипятись, – успокоил меня Струге. – Все произойдет в свой час. И капитан концы отдаст, и боцман в дуду свистнет.
Мы с Саней качнули головой. Ох, не нравится мне затея с кораблем... Для Струге эта история – возможность спустить накопившийся в зале судебных заседаний пар и помочь молодому судье по фамилии Левенец. Кто-то сверху давит его, заставляя побыстрее вынести приговор Андрушевичу и совершить жуткую ошибку. Для Пащенко – возможность достать информацию для своих следаков по контрабандным животным, а для нас с Саней – это работа. Струге промахнется – его даже упрекнуть будет некому. То же самое – Вадим Андреевич. А вот если мы с Земцовым лоханемся – тут такое начнется...
– А кто сказал, что Решетуха уже на пароходе? – спросил я, нащупывая под мышкой рукоятку «макарова».
– Мне сказали, как он выглядит и во что одет. И я видел, как он за пять минут до вашего приезда бодро проскакал и спустился на нижнюю палубу. Впрочем, чтобы убедиться...
Вынув из кармана мобильный телефон, Антон Павлович быстро набрал номер.
– Он на борту? – Дождавшись ответа, он спрятал трубку в карман и специально для нас повторил: – Он на борту.
Встретив наши с Земцовым вопросительные взгляды, он усмехнулся:
– Видите во-он на том пригорке черный «Ягуар»?
Понятно... Мне не нужно растолковывать, у кого в городе Тернове есть черный «Ягуар». Есть еще один «Ягуар». Но, во-первых, он серебристый, и, во-вторых, я крепко сомневаюсь в том, что стучать Струге на бандита Решетуху станет сын начальника Судебного департамента при Верховном суде по Терновской области. На Решетуху стучал Шебанин.
После того как рупор на палубе прохрипел какую-то ересь, означавшую, по всей видимости, факт того, что двери закрываются, мы расселись за пластиковым столиком под крышей летнего кафе. Тут же, из того же рупора-калеки донеслась музыка, в которой я с трудом угадал песню Пугачевой о речном трамвайчике. Если не знать раньше этой мелодии, то можно вполне решить, что шутливый боцман решил дать послушать отдыхающим звуки, которые производит машинное отделение. Загудев двигателями, судно стало медленно отходить от причала.
– Никогда не плавал... На пароходе... – произнес Пащенко, уцепившись рукой за поручень. – Лучше в небо... На истребителе...
– Плавает дерьмо, Вадим Андреевич, – объяснил Земцов. – Моряки по морю и рекам ходят.
– Моряки, может, и ходят... А я ходить не могу...
Едва пароход покинул городскую зону, я почувствовал в груди легкое волнение. Такое со мной обычно бывает, когда приходится вламываться в чужую квартиру или штурмовать чью-то машину. Азарт, через который бурной, бурлящей струей перехлестывает адреналин. Насупились и мои спутники. У троих из нас есть оружие, у Струге его, конечно, нет. Наличие стреляющих приспособлений – это, конечно, плюс. В минусе у нас может остаться прокурор, который, раз посмотрев на воду, уже не может не только ходить и плавать, но и сидеть. Ничего, думаю, скоро отойдет. Вадим Андреевич – мужик крепкий.
Глава 6
Решетуха
Ну вот и все. Я прощаюсь с этим городом, доставившим мне много хлопот и много маленьких радостей. Жизнь без опасности скучна и примитивна. Что я увезу из Тернова? Воспоминания о риске, убеждение в том, что моя судьба удалась, и сумку, наполненную будущим.
Впереди – четыре часа воспоминаний о том, как я оживил этот маленький город, подарил ему минуты страха и опасности. Очередная моя пристань, от которой я ухожу с легкой душой. Около семи часов вечера этот скромный теплоходик, пробирающийся сквозь волны под горделивым флагом расстрелянного адмирала, войдет в воды большой сибирской реки, и еще через два часа я увижу свой родной город. Что жизнь? Игра. Игра, полная смертельной опасности, через которую ты должен пройти, отобрав у судьбы все, что возможно. Все, что я отобрал, умещается в маленькой спортивной сумке. Она такая маленькая, что в нее можно уместить лишь несессер с умывальными принадлежностями, полотенце, сменную рубашку и пару чистого белья. Но в ней нет и этого. Она полна воспоминаний и моего будущего...
На секунду оторвавшись от своих мыслей, я окинул взглядом помещение. Уютный кубрик, в углу которого расположена стойка бара. Это ли не лучший момент для того, чтобы, празднуя очередную победу, выпить стаканчик какого-нибудь дорогого напитка?
Перекинув ремень сумки через плечо, я приобнял молодую девушку, вставшую мне на пути, улыбнулся ей и прошагал к стойке. Теперь эта девчонка будет весь день смотреть на меня.
– Слушаю вас.
– Что? – Не понимая, что мне говорят, я оторвал от девчонки взгляд и уставился пустым улыбчивым взглядом на бармена.
– Вам что-нибудь налить?
– Да. У вас есть текила? – Я перевел взгляд на девчушку. На проститутку не похожа. Пароход, следующий без остановок, – не лучшее место для съема клиентов. Однако следует одна, без провожатых, молода, беспечна и красива. Для меня это лучший способ скоротать время и украсить его. В очередной раз встретившись с ней глазами, я показал ей на пустующий рядом со мной кожаный табурет. Заметив ее движение в моем направлении, я почувствовал внутри себя прилив знакомой теплоты. – Знаете что? Две текилы... Вы пьете текилу?
– Почему бы и нет? – дрогнула она кончиками губ.
Определенно мила, определенно молода. Юность, хлещущая через край, не знающая границ, не верящая в то, что жизнь полна разочарований и слез. Я уже прямо сейчас готов заплатить штуку баксов, чтобы завлечь ее в глубину парохода. Однако впереди целых четыре часа, в каждом из которых шестьдесят минут. А потом – еще два. Я не люблю насыщаться доступным, потому что знаю, что тотчас после получения желаемого результата потеряю к предмету интерес. Глядя в это юное лицо, мне не хотелось бы, чтобы уже через тридцать минут, выплеснув в нее накопившуюся за долгие недели одиночества страсть, остаток времени просидеть в одиночестве, за стаканом водки из агавы, слушая ее влюбленную болтовню и считая мгновения до того, как пароход причалит к Новосибирску. Нужно разогреть себя, довести до изнеможения, пусть даже усиленного алкоголем, ее, а потом, за мгновение до того, как народ начнет скапливаться на палубе, овладеть ее крепким, юным телом... Будет еще лучше, если она, скользя подо мной почти на открытом месте, будет стонать и просить «Ну быстрее... Быстрей же... Нас сейчас увидят...» Вот она, жизнь! Я люблю ее такой! Я люблю всегда опаздывать, но всегда при этом приходить к финишу первым, ночь с женщиной, полная мрака и покоя, не для меня.