Граф Ад'берт

Ладыгин Михаил Алексеевич

Граф протянул Элиане камень и увидел, как изумленно округлились ее зеленые глаза.

— Вы знаете, как называют этот изумруд? — спросила она тихо.

— Да, леди! Его называют Око Жизни. В руках умелого чародея он способен залечивать раны старых деревьев и покрывать травой выжженные пустоши. У вас, леди, именно такие руки.

— Подарок тем ценнее, чем лучше понимает даритель его истинное значение. Вы — подлинный граф Ад’Берт. А теперь, позвольте представить вам моего супруга и повелителя лорда Ариэля. Он не силен в речах, но его лук не ведает промаха, а сердце не приемлет лжи и коварства.

— Спасибо тебе, милая! Ты вновь проделала за меня самую сложную часть работы, — тихо произнес высокий, красивый эльф, прежде чем церемонно раскланяться с хозяином замка.

А Торн между тем взглядом нашел в толпе гномов Фону и поманил

его к себе. Старый гном неторопливо приблизился к рыцарю.

— О, мудрый старейшина! Прими от меня в подарок рубин, в котором застыло пламя многих кузнечных горнов. Глядя на него, вспоминай о том, как ты несколькими словами обуздал несправедливый гнев Ад’Берта.

— Спасибо, граф, — степенно отозвался Фона, придирчиво осматривая поднесенный ему камень. — Это очень редкий и дорогой рубин. Не сомневаюсь, вы знаете его цену, но с легкостью отдаете мне. Позвольте и мне ответить подарком от чистого сердца. Вам предлагали меч, который хорош только как драгоценная игрушка. Я же вручаю вам клинок, выкованный мною самим. Я наложил на него семьдесят семь заклятий и еще одно. Я закаливал его семь ночей, а потом рассек им наковальню, на которой ковал его целый год. Это славное оружие. Оно никогда не подведет вас и никогда не окажется в чужих руках. Этот меч предупредит вас об опасности, он даже назовет врага, скрывающегося под личиной друга.

С этими словами гном протянул рыцарю длинный меч в простых, но покрытых затейливым узором ножнах. Торн принял меч, как подобает рыцарю, преклонив колено.

— Какое имя носит этот клинок? — с восхищением глядя на оружие, спросил он.

— Простое имя. Его зовут «Примиритель», — усмехнулся гном. — Когда окажетесь в наших краях, заходите ко мне, граф. Я покажу вам свою кузнецу, а потом мы выпьем эля. У меня очень недурной эль.

Получив согласие на свое приглашение, Фона с достоинством удалился. Торн приказал накормить гостей, но сам за столом оставался недолго. Вскоре депутации покинули замок, а рыцарь спустился в оружейную комнату, чтобы испытать, как лежит в руке новый меч. Здесь его поджидал кот.

— Вы делаете поразительные успехи, граф, — промурлыкал он. — Как вы додумались прихватить с собой камни? Как догадались, что Элиана — чародейка?

— Сам не знаю, — сознался Торн, пожимая плечами.

— Наконец-то в наших землях появился хозяин, — удовлетворенно заметил кот. — Между прочим, ни один из ваших предшественников не владел мечом, подобным «Примирителю». Даже Берт Ад’Берт с трудом уговорил гномов сковать для него волшебный клинок, но заклятия на него накладывал сам. Это не пошло на пользу оружию. Вот «Примиритель» — подлинный меч власти, а Фона — лучший из кузнецов. Вам есть, чем гордиться, граф!

Немного подождав, кот покинул оружейную залу. Ему наскучило наблюдать за боевыми упражнениями рыцаря.

Зима миновала. Как-то весной Торн наткнулся в одной из комнат замка на старинную арфу. Он проверил натяжение струн, настроил инструмент, вспоминая время, когда его, юного оруженосца, учили музицировать. С изумлением он обнаружил, что помнит несколько баллад, которыми услаждал молодых служанок на кухне своего родового замка, за что получил заслуженную награду одной смазливой девицы и выволочку строгого отца.

Щемящие воспоминания нахлынули на графа, который, прихватив арфу, направился на стену замка. Теплый ветерок и ласковое весеннее солнце только усилили ощущение печальной грусти по минувшей юности, рыцарским забавам и шалостям с молоденькими крестьянками. Торн задумался. Он уже давно привык обходиться без человеческого общества. Книги замковой библиотеки стали его страстью и сделались подлинным смыслом его жизни. По мнению кота, граф успешно справлялся со своими обязанностями. Его власть признали все жители огромного графства. Он принимал депутации и разрешал споры. Но делал все это он только из чувства долга, испытывая радость лишь тогда, когда уединялся в библиотеке или лаборатории. Рыцарь овладел магическим искусством, мог творить заклинания редкой сложности, однако и это свидетельствовало, главным образом, о результатах его общения с книгами. Он гордился успехами в магическом искусстве, но очень редко применял свою силу.

Торн провел пальцами по струнам. Инструмент отозвался чистым, глубоким звучанием. Память рыцаря подсказала ему слова немудреной, старинной баллады, щемящий напев которой разбил не одно девичье сердце. Постепенно руки исполнителя обрели былую уверенность. Тогда

из-под его пальцев полилась та самая мелодия, которая разбередила почти забытые воспоминания. Граф откашлялся и запел:

У девушки синими были глаза, Но рыцарь ее не любил… Бедняжка не раз засыпала в слезах, А он ее облик забыл. Он тешился славой, любил звон мечей, Но холод сковал его дом…. Он множество мертвых, безмолвных ночей Провел в этом доме пустом. А девушка песни слагала ему, Он их никогда не слыхал, И верность хранила ему одному, Об этом он тоже не знал. Сражался тот рыцарь, себя не щадя, И ран не считал он своих… А боли все чаще в преддверье дождя Ломали его за двоих. Однажды он вновь собирался на бой, Но с лавки не смог уже встать: Жестокая, вечная, смертная боль Его уложила в кровать. Вот ночью глаза приоткрыл он: пред ним Стоят две старухи и ждут. Почувствовал рыцарь, сомненьем томим, Что ждет его праведный суд. «Всю жизнь убивал ты, — сказала одна, – Теперь я пришла за тобой. Всю чашу удачи ты выпил до дна, Со Смертью ты вступишь ли в бой?» У рыцаря нет даже сил отвечать, Хоть дух его так же могуч… Но кто же вторая старуха? Не мать Его ли пришла из-за туч? Вот эта старуха с нелепой клюкой Встает перед Смертью, дрожа, «За рыцаря я выступаю на бой, Срази-ка меня, госпожа!» И тычет клюкой она Смерти в лицо, А та, отступая, ворчит… Тут скрипнула дверь, загремело кольцо, И Смерть растворилась в ночи. Есть маленький домик на склоне горы, Там двое живут стариков. Их кормят Природы скупые дары В течение многих веков. Пусть шепчут соседи ненастной порой, Судача от скуки про них, Что Смерть не забыла тот памятный бой И тронуть не смеет двоих.

Когда Торн пел последний куплет, на него легла тень, а на соседнюю башню опустился черный дракон. В сознании певца зазвучал глубокий низкий голос, в котором смешались удивление и насмешка:

— Мелодия хороша, исполнение — почти изысканно, но глупым словам не хватает изящества. Если петь о человеческих нелепостях, требуются необычная форма или редкие слова.

Граф, отложив арфу, посмотрел прямо в глаза склонившему голову ящеру.

— Я человек, а не дракон. Я пою о том, о чем поют люди, так, как поют об этом они. Эта песня напоминает мне мое детство.

— Когда ты только вылупился из яйца?

— Нет. Когда я впервые выполз из гнезда.

— Воспоминания молодости сладки, ибо они неотчетливы, к тому же быстро забываются. Остается только мелодия да обрывки глупых слов как тень еще более глупых мыслей. Я понимаю тебя. Я, например, помню песни, что пели мне, когда я вылупился из яйца, но не помню ни одной мысли, если только в то время они появлялись в моей маленькой голове.

— Может быть, ты споешь мне одну из тех песен? — осторожно спросил Торн.