Граф Феникс. Калиостро
Шрифт:
Общая сумятица и путаница увеличивалась еще и тем, что, когда герцог Шартрский основал в 1773 году «Великий Восток» Франции и создал в Париже многочисленный масонский конверт, одним из трех членов комиссии для ревизии и новой редакции постановлений о высших степенях был избран граф Александр Сергеевич Строганов. По его настоянию Елагин должен был в своих ложах кроме трех иоанновских степеней учредить еще четыре высших рыцарских, тамплиеровских. В четвертой степени носили на шее особый знак на зеленой ленте, а на груди – звезду с изображением креста Св. Андрея Первозванного, покровителя шотландского братства. Тем не менее и эти градусы не удовлетворили братьев. Вместе с модой на мистицизм, духовидение, алхимические работы к Елагину стали поступать требования о необходимости открыть еще высшие градусы оккультных знаний. Ему еще с 1777 года было прислано «верховно-братским избранием, силою и властию утвержденное вступление в первый класс достохвального ордена златого розового Креста, но последней главной реформационной конвенции составленное для благого употребления всех достойных братьев, имеющих право вводить и принимать других мастеров сияния света и потерянного слова». Но Елагин из сего «вступления» не сделал никакого употребления; называл его «катехизис рыцарей Розе-Круа», причем эти слова произносил русским говором, хотя и мог говорить по-французски в совершенстве.
Между тем в довершение сумятицы Москва, вечно ревнующая к своим правам, попранным молодой столицей, в лице тамошних мастеров и лож, решительно отказалась признавать главенство петербургского наместного мастера и по интригам Куракина, как считал Елагин, завела у себя тамплиерство и розенкрейцерство. Действовал там и пользовался необыкновенным уважением и авторитетом некий профессор Шварц, по орденскому имени брат Гарганус, при стараниях которого московские тамплиеры вступили в союз с митавской старой шотландской ложей. С Москвой от власти Елагина уходили те города, которых ложи открыты были московскими мастерами. Но от елагинских всероссийских притязаний уходили также Смоленск, Могилев, Шклов, вся Белоруссия и Литва.
Фрейлина «малого двора» Екатерина Ивановна Нелидова из смоленского имения своего привезла большой, окованный железом сундук, наполненный древними столбцами, хартиями и пергаментами XVI и XVII веков, по которым выяснилось, что еще до Петра Великого в Московии и Литовско-Русском государстве существовало древнейшее масонство, храмовничество, розенкрейцерство и иллюминатство, связанное со средневековыми рыцарскими, строительными и мистическими орденами, особливо же с ливонскими священнорыцарями и Мальтийским орденом. Сей драгоценный архив разбирал в Гатчине сам великий князь Павел Петрович с помощью Куракина, Кошелева и некоторых других близких ему особ. Хотя Елагин употребил все старания, чтобы получить доступ к сокровищам смоленского сундука, но, к величайшему его огорчению, великий князь наместного мастера к сему не допустил.
При такой общей неразберихе в ложах, столкновении систем и личных притязаний на власть можно сказать, что ложи в России не производили никаких работ и не имели других занятий, как только собираться в столовых и проводить весело время. Показать ревизору было решительно нечего. Но Елагин и не желал большего. Как секретарь императрицы и главный директор над зрелищами, Елагин доносил государыне обо всем происходящем в ордене. Сначала Екатерина относилась к масонам благодушно, почитая их безвредными чудаками и фантазерами, которые тешатся таинственными обрядами, сами себя возводят в степень, увешивают орденами и украшают лентами, разглагольствуют о добродетелях, пишут непонятные книги и преисправно пьют и едят и плотоугодием занимаются. Но с некоторых пор изменились взгляды Екатерины на орден, особенно когда в 1777 году шведский король Густав посетил Петербург и посвятил в орден Павла Петровича. Императрица сим обеспокоилась чрезвычайно и потребовала от Елагина точнейших донесений о всех действиях масонов, предположив, что Павел Петрович намерен учредить новый масонский орден и себя поставить его гроссмейстером. Но Елагин, утратив власть над большинством лож, запутавшийся в сумятице систем, не принятый в Гатчине, мог сообщать императрице только весьма смутные слухи и недостаточно твердые факты.
Вот в таких трудных обстоятельствах застало Елагина прибытие инспектора из Европы. Раздраженный, огорченный, обиженный выпадом Гагарина, в высшей степени обеспокоенный, к тому же ощущая в левой ноге подагрическую боль, наместный мастер угрюмо приступил к обряду приема и встречи визитора.
Визитор
Церемониймейстер с тростью вышел из ложи в соседнюю с ней залу. Страж врат затворил за ним дверь и стал около нее с мечом в руках.
Церемониймейстер увидел человека, одетого пышно и странно. Шляпа его была украшена перьями. Вишневая бархатная мантия расшита фиолетовыми гиероглифами. Под нею на груди покоилась великолепная цепь, по-видимому золотая, с таинственным зеркалом посредине и звеньями египетских жуков-скарабеев [52] , сделанных из блестящих камней. На переднике визитора красовалось изображение сфинкса. Мистические перстни украшали пальцы поверх перчаток. Широкое пышное жабо теснило его жирную короткую шею. На бедре висел меч с крестообразной рукоятью. Визитор был не один. В креслах сидела дама, хотя и укутанная с головы до ног покрывалом, но из столь прозрачной ткани, что она позволяла видеть ее прелестное лицо, грудь, шею и весь ее стан. На голове красавицы был венок из роз.
52
…звеньями египетских жуков-скарабеев… – Жуки-скарабеи в Древнем Египте считались священными. Фигурки скарабеев из ценного камня или обожженной, покрытой глазурью глины служили у египтян амулетами, печатями и медалями.
Приняв от визитора знаки и проходное слово, церемониймейстер с недоумением и вместе с тем выражая как истинный рыцарь естественное восхищение, поднял вопросительный взгляд на даму.
– Я – граф Калиостро, посланник Великого Кофты [53] , гроссмейстера египетского масонства Гиерополиса, пирамиды Хеопса, Мемнона и всего Востока! – с грубым южным французским произношением сказал визитор. – Особа, прибывшая со мной, есть жена моя, урожденная графиня Серафима ди Санта-Кроче. По статусам египетского масонства братья и сестры одинаково возводятся во все степени и допускаются к работам в ложах, ибо истинное масонство еще в раю открылось прародителям Адаму и Еве у древа познания, от коего и отведала Ева. Впрочем, в сих сертификатах найдете вы достаточное удостоверение.
53
Великий Кофта – древнеегипетский жрец, якобы один из основателей масонства, обладающий бессмертием. Калиостро выдавал себя за посланца Великого Кофты, а позднее и за него самого.
– Граф Калиостро? – переспросил изумленный церемониймейстер. – Возможно ли? Вы и есть знаменитый граф Калиостро?
– Я тот, кто я есмь, – с улыбкой отвечал Калиостро. – Говор любопытной, но бессмысленной толпы создает знаменитость. Мудрый сим пренебрегает.
– Но вы в Петербурге уже третий месяц!
– Я проживал здесь инкогнито, под видом врача Гвальдо, занимаясь целением страдальцев. Но поспешите возвестить капитулу наше прибытие, брат церемониймейстер!
– Я в том не замедлю. Но должен вам представить, что по статусам капитула женщины в ложу не допускаются.
– Передайте вашему наместному мастеру эту записку. Будет достаточно!
Говоря это, Калиостро приложил к документам еще маленькое письмецо, сложенное треугольником.
Церемониймейстер поклонился и постучал трижды в двери ложи: два раза подряд и третий – повременив и слабее. Стоявший за дверями великий страж отвечал ему тоже тремя ударами.
Церемониймейстер снова постучал три раза. Тогда в ложе совершился такой обряд: страж подошел ко второму надзирателю и, трижды коснувшись его плеча, сообщил ему на ухо:
– Стучат в двери храма по-масонски.
Второй надзиратель ударил молотком один раз и повторил ту же фразу на ухо первому надзирателю.
Первый надзиратель тоже ударил молотком один раз и, подойдя мастерским шагом через ковер к балюстраде возвышения, доложил великому мастеру:
– Стучат в двери храма по-масонски.
Великий мастер ударил молотком один раз и сказал:
– Посмотрите, кто стучит. Если то брат церемониймейстер, то впустите его. Если визитор, спросите у него проходное слово. Если дерзновенный профан, пронзите его сердце мечом!
Это приказание первый надзиратель передал второму, второй – стражу врат храмины. Этот последний приотворил дверь, подняв против нее острие меча, и затем пропустил в ложу брата церемониймейстера, который подошел к балюстраде и застыл в почтительной позе, дожидаясь вопроса мастера.
– Брат церемониймейстер, – спросил тот, – кого нашли вы в покое утерянных шагов?
– Посланника Великого Кофты, гроссмейстера египетского масонства Гиерополиса, пирамиды Хеопса, Мемнона и всего Востока брата Калиостро и супругу оного – сестру Серафиму, урожденную графиню ди Санта-Кроче, того же священного ордена Великую Матерь, в удостоверение чего вручены мне патенты, сертификаты, грамоты и некое послание.