Граф Феникс. Калиостро
Шрифт:
– Кто же вы? И где доказательства ваших полномочий? – спросил неуверенно несколько устрашенный и поколебленный в своих подозрениях актер.
– Доказательства достаточные верховного моего посланничества будут представлены мною сегодня на заседании капитула! Кто я – сегодня же узнают и не узнают. Но вы, хоть и достигли звания избранного шотландского мастера, находитесь на столь низком по отношению ко мне градусе, что обязаны беспрекословно мне подчиняться! Сей знак тебя удостоверит!
При этих словах неизвестный протянул руку и совершил пред трепещущим молодым человеком таинственное и странное знамение.
Дмитриевский схватил его руку и поцеловал.
В капитуле
Поблизости Царицына Луга, в особняке, задвинутом другими строениями и расположенном среди старых лип небольшого сада, в продолговатой зале со сводами и с плотно завешенными окнами происходило торжественное собрание капитула избранных шотландских мастеров.
После обычных вопросов: который час? бдительна ли стража? хорошо ли укрыто святилище для безопасности работы? – великий наместный мастер VIII провинции, каковой считалась во всемирном ордене Россия, Иван Перфильевич Елагин, в зеленой ленте через плечо, с привешенным к ней золотым циркулем и треугольником, поднялся с председательских кресел, взял молоток и, ударив по алтарю шесть раз подряд и три погодя, открыл собрание капитула.
Кресла Елагина, изображавшие Соломонов трон [44] , помещались на высоте залы, на возвышенном помосте со ступенями и балюстрадой. Рядом стояли другие кресла, поменьше. В них сидел в фиолетовой ленте через плечо великий мастер ложи «Астреи» князь Иван Сергеевич Гагарин [45] .
На маленьком столике перед ними, покрытом ковром, лежал человеческий череп, книга «Премудрость Соломона» и стоял подсвечник с тремя восковыми зажженными свечами, дававшими весьма мало света для такой большой залы. Перед помостом, посредине залы, на полу были начертаны мелом большой квадрат и в нем разнообразные символические фигуры: пламенеющая звезда, колонны, орудия каменщиков, черепа и кости и др.
44
Соломонов трон, по преданию, был украшен золотыми львами.
45
Гагарин Иван Сергеевич (1754–1810), князь, играл видную роль в истории русского масонства.
То был символический ковер капитула.
Посреди чертежа стоял гроб на ножках, покрытый черным покровом с вышитыми на нем слезами, Адамовой головой и ветвью акации. Кругом гроба и по краям «ковра» расставлены были девять высоких шандалов с горевшими толстыми сальными свечами.
По сторонам у стен в круглых креслах сидели члены капитула. Надзиратели стояли за ними со шпагами. У входных, плотно занавешенных дверей стоял церемониймейстер с жезлом и страж врат с мечом. Большая часть залы была погружена в сумрак, а лица братьев масонов, освещенные свечами, стоявшими на полу, приобретали особое, таинственное и странное выражение.
Мрачность обстановки усиливали черные плащи и шляпы мастеров, их неподвижность и величественная осанка. Все они были при шпагах, в передниках и лентах разных цветов, с золотыми знаками на груди на цепях, с молотками в руках, в белых перчатках с широкими раструбами Тут находились первейшие вельможи Екатерины: граф Александр Сергеевич Строганов, князь Александр Иванович Мещерский, великий мастер ложи «Эрато» князь Александр Борисович Куракин, князь Сергей Федорович Голицын, супруг племянницы светлейшего Варвары Васильевны, прозванной дядей Улыбочкой.
За особым столиком сбоку эстрады сидели провинциальный великий секретарь поэт Василий Майков [46] и секретарь шотландского капитула и личный Елагина – князь Юрий Михайлович Кориат.
Должность надзирателей исполняли Александр Андреевич Ржевский и Иван Афанасьевич Дмитриевский; церемониймейстера и стража – два немца, курляндские бароны фон Менар и фон Саломон.
После открытия заседания ложи последовало некоторое общее молчание. Все стояли, мысленно обращаясь к Великому Архитектору Вселенной. Затем, когда все сели, председатель произнес речь:
46
Майков Василий Иванович (1728–1778) – русский поэт. В 1767–1768 гг. был секретарем Комиссии по составлению Уложения в 1770 г. – прокурор Военной коллегии. Автор од, басен, посланий, сонетов, ироикомических поэм.
– Всем и каждому нашим почтеннейшим и любезнейшим братьям я, Иван Елагин, от главные английские ложи учрежденный в России над всеми древнего и почтенного масонского ордена братьями провинциальный великий мастер, здравия желаю!
Достопочтеннейшие и достолюбезнейшие братья, сведомы вы не менее моего о сумятице в здешних ложах, новоизмышленными учениями и системами произведенной… Нововымышления брауншвейгские! Прежде стрикт-обсерванц, а потом карлсбадская система! Иллюминаты! Гиероглифы, из Лондона присланные! Катехизис рыцарей Розе-Круа! Краткое известие из Авиньона! Облако над святилищем из Мюнхена! Все сие обилие привело нас к нищете, и ложи, по разным системам учреждая работы, пришли в полное расстройство, вавилонскому столпотворению подобное. Вкрались ложные братья, настали споры и смятения и во взаимном озлоблении всеобщая друг ко другу неприязнь. Священные начала равенства и любви как бы забываются. Брат идет на брата. В сих обстоятельствах собрал я капитул собственно для того, чтобы обсудить, как привести ложи к единению и согласию, имея в виду, что без правильных чертежей работать невозможно. И теперь, достопочтеннейшие и достолюбезнейшие братья, каждого прошу высказать свое мнение, как нам в сем лабиринте систем ариаднину нить обрести [47] .
47
…как нам в сем лабиринте систем ариаднину нить обрести. – Ариадна – в древнегреческой мифологии дочь критского царя Миноса, которая помогла афинскому герою Тесею выйти из лабиринта при помощи клубка ниток (ариаднина нить).
Великий наместный мастер поклонился и умолк. Заговорил князь Гагарин:
– Еще не время ордену выказать себя во всем своем величии, но оно не далеко. Орден не останется в том положении, в каком он ныне. В Писании есть место: «Я хочу прийти к тебе, но дух страны противодействует мне». Так теперь противодействует диавол всем розенкрейцерам в России, чтобы в царстве тьмы удержать тьму!
– Полагаю, что пришествий к нам было достаточно, – возразил Елагин. – Вот и сегодня жду я визитора.
– Визитор! Кто такой? Откуда? – послышались голоса братьев.
– Сие лицо уже третий месяц пребывает в столице, инкогнито под именем Фридриха Гвальдо, полковника испанской службы, занимающегося вольным врачеванием.
– Фридрих Гвальдо! Но я о нем слышал, – сказал князь Голицын. – Сегодня светлейший даже посылал за ним камердинера на предмет пользования нашего болящего малютки, но сей нагло приехать отказался!
– Достопочтеннейший брат, сие можете сегодня выяснить. Я же должен о сем лице заявить, что присланы им ко мне письма от весьма значительных особ, а именно от герцога де Бофора из Лондона, от герцога Шартрского из Парижа и от принца Гессен-Кассельского и пребывающего при дворе его на покое знаменитого графа де Сен-Жермена!
– О! Вот что! – послышались возгласы удивления.
– Во всех сих письмах, – продолжал Елагин, – неизвестное оное лицо рекомендуется как облеченное высшими полномочиями и присылаемое в Россию собственно с тем, чтобы инспектировать наши работы, сообщить чертежи на текущее десятилетие, открыть некие высокие тайны и наставить нас, бедных, в совершенстве. Что мы получим, что увидим и услышим, тому скоро будет опыт, но счел я за благо начать заседание капитула за час до прибытия визитора, дабы несколько сговориться. Прискорбно будет, ежели наша сумятица глазам сего незнакомца откроется. Просил бы вас, достопочтенные братья, решить, какой системой нам ограничиться? Нужны ли нам Розе-Круа, или мюнхенское святилище, или градусы токмо Соломоновых наук.